Кто-то должен был ей это сказать. Конечно, мне очень жаль ее — вряд ли ей доставило удовольствие узнать, что ее племянница с кем-то сбежала, пусть даже с Сомерсби.
— В этом вы ошибаетесь. Я почти не сомневаюсь, что ее заботит лишь то, чтобы они поженились, — сбежали они или нет. В этом случае она наверняка восторжествует над вашей матерью. Побывав несколько раз в обществе миссис Вэнстроу, я понял, что ее главная цель — подобная победа. Но вообще-то я хотел поговорить с вами совершенно на другую тему, касающуюся вас гораздо больше, чем Дафну или Сомерсби, главным образом, о моей прежней любви к вам.
Оливия казалась немного испуганной, густой румянец покрыл ее щеки.
— Что же вы имеете в виду? — спросила она.
— Не знаю, известно вам это или нет, но несколько лет назад я думал, что любил вас. Ваша утонченность, ваша самоуверенность и уравновешенность, ваше высокое положение в обществе — все это в точности отвечало моим представлениям о женщине, которую я хотел сделать моей женой. Всего за миг перед тем, как я собирался сделать вам предложение, я узнал, что в вашем сердце царит жестокость, которую мне раньше никогда не доводилось испытать. Я уверен, что вы помните день, когда вы хвастались, что завоевали мое сердце — и с ним мои земли, — перед миссис Вэнстроу и еще перед одной из ваших подруг. Вы знали, что я стоял рядом? Я думал, что нет.
Румянец на ее щеках зловеще сгустился.
— В самом деле, Раштон, что за ерунду вы говорите, — начала она, пытаясь скрыть свое унижение за царственной улыбкой. — Не могу припомнить, чтобы я говорила нечто подобное. Вы, должно быть, ошибаетесь. И я вовсе не жестока. Вы просто не знали меня.
Он покачал головой.
— Я слишком хорошо вас знаю. Ваша ужасная злоба, с которой вы рассказали Марджори о возмутительном поведении ее сестры, недостойна. У вас язык ядовитой змеи. Я в ужасе от вашего поведения. Так что сохраните свои комплименты и лучшие улыбки для другого джентльмена. Вы стали отвратительной кривлякой, и я уже ничего к вам не испытываю, кроме жалости. Прощайте.
Он повернулся, сделал два шага и затем спросил через плечо:
— Вы знаете, по какой дороге ехал дилижанс?
Оливия Притчард наконец признала свое поражение.
— Вы влюблены в нее, не так ли? — спросила она, не обращая внимания на его вопрос.
— Вы говорите о Марджори? Она кивнула. Раштон сказал:
— Я не намерен рассказывать о своих сердечных делах той, которая в следующую секунду использует мое признание против меня. Я снова спрашиваю: в каком направлении лошади везли дилижанс?
Оливия опустилась в кресло рядом со столом, покрытым зеленым сукном. Прежний румянец на ее лице сменился смертельной бледностью. Она прижала руку к сердцу и ответила:
— Я была такой дурой. Все эти годы я думала только о вас, о том, как завоевать ваше уважение, вашу любовь… может быть, если бы у меня были другие интересы, как у этой мисс Чалкот… вы могли бы счесть меня более занятной.
— Вы очень занятная женщина, Оливия. Недостаток кроется в вашем характере. Скажите же мне, в каком направлении собирался ехать Сомерсби. Я должен остановить этот побег, если смогу.
Оливия тяжело вздохнула.
— Есть еще кое-что. Я слышала, как до этого Сомерсби спорил с Дафной. Конечно, я не могла не услышать их разговор…
— Конечно, вы не могли.
— Это слишком зло, Грегори. Какой бы я ни была, я не совсем безнадежная женщина. По крайней мере, думаю, мне пора исправиться. — Она потерла висок. — Сомерсби говорил о Гретна-Грин. Дафна умоляла его передумать, но он настаивал и наконец убедил ее в том, что они должны бежать, раз вы так настроены против этого брака. Думаю, это все.
Раштон посмотрел на Оливию Притчард, сидящую с совершенно несчастным видом, и почувствовал прежде незнакомое ему сострадание. Он подошел к ней и мягко положил ей руку на плечо.
— Я могу быть очень злым, — тихо сказал он. — Вы были правы, когда так говорили. Может быть, нам обоим не хватает кое-каких очень важных качеств. Сожалею, если эти несколько лет заставлял вас надеяться, что мое сердце еще можно завоевать. Может быть, до недавнего времени я сам не переставал надеяться, что найду в вас женщину, которую я смог бы, несмотря ни на что, полюбить.
Оливия взглянула на него. Ее зеленые глаза утратили блеск.
— Надеюсь, мы останемся друзьями?
— Да, конечно.
С этими словами он вышел из карточной комнаты и чуть не столкнулся с Марджори.
Ее лицо искажали беспокойство и горе. К своему удивлению, он чувствовал огромное желание обнять ее за плечи и защитить от тех печальных слов, которые он собирался сказать. Но он лишь остановился перед ней и произнес:
— Боюсь, они сбежали в Грин.
Сразу за этим его заявлением раздался удар грома.
— Раштон, мы должны остановить их! — воскликнула Марджори. — Разве может быть что-то более нежелательное, чем их союз?
— Вы против этого брака?
Она удивленно подняла брови.
— Разве я вам не говорила это с самого начала? Мистер Раштон, вы, кажется, никогда не слушаете, что я говорю?
Дождь стучал по крыше дилижанса. Буря не давала возможности увидеть дорогу. Сомерсби взглянул сквозь переднее оконное стекло экипажа и увидел вдали мерцавший свет.
— Вот! — вскричал он. — Мы наконец приехали! Я уверен, что мы уже давно в Шропшире. Кто сумеет обнаружить наш след в такой грязи?
Дафна хлюпнула носом. Она занималась этим в течение всей их трехчасовой поездки на север.
— Мне все равно, обнаружат нас или нет! У меня весь бок в синяках из-за того, что меня подбрасывало на этих ужасных дорогах. Я знала, что нам не следовало ехать. Я знала это!
Она разразилась потоком слез, и Сомерсби, охваченный любовью к своей нежной возлюбленной, заключил ее в объятия и сказал:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85