Анна посмотрела в ту сторону. «Он прав, — подумала она. — На них будет приятно смотреть, да и тень они дадут».
Ей хотелось устроить и красивый сад, и огород для овощей — помидоров, лука, картошки и капусты. Может, даже сладкой кукурузы удастся посадить.
Мальчики Карэны очистили сад от бутылок и жестянок, от спутанных веревок и сломанных досок, а Стефен превратил крыло здания в садовый сарай для инструментов. Сейчас Моуз рыхлил землю мотыгой, а Анна разравнивала ее граблями.
— Вишневые деревья, — добавил Моуз. — И сливу…
Анна распрямилась и взглянула на него. Его мускулистый торс блестел от пота. Он казался мужчиной, не юношей, хотя Стефен говорил, что ему только восемнадцать.
— Ты так и не ответил на мой вопрос…
Моуз не отрывал взгляд от заднего забора, где однажды зацветут его фруктовые деревья.
— Мой отец работал в одном большом поместье под Бруклином. Огородничал…
— Этим и ты занимался, да?
Стефен сказал Анне, что прошлое Моуза никого не касается, но она не могла удержаться от любопытства. Моуз был членом семьи, обедал с ними каждый день и проживал в комнате рядом с Дэйви.
— Отца забрали охотники за рабами, — продолжил Моуз. — Его и маму отвезли на юг…
— Господи! Рабство — это так жестоко, особенно в такой стране, как Америка, которая столько кричала о свободе.
— Меня они не поймали. Я бегал быстрее, чем эти охотники за рабами.
Моуз высоко поднял мотыгу и ударил ею с такой силой, что Анна вздрогнула. Она опять взялась за грабли, пытаясь быстрее закончить работу.
Стефен рассказал ей, что до того, как Моуз пришел работать в спарринговую комнату, он ловил крыс на мусорных кучах вдоль Ист-ривера. Он продавал полные мешки крыс в спортивный погребок на Водяной улице, где мужчины держали пари, какая из собак больше задушит крыс. Никогда Анна не слышала ничего подобного. Крысиная яма в ее представлении была даже хуже старых конюшен, где обнаженные до пояса женщины борются друг с другом на потеху мужчинам.
Моуз резко обернулся, размахивая мотыгой.
— Я когда-нибудь поеду туда и найду отца с матерью, — сказал он гневно. — А еще… этих охотников за рабами!
Ярость и ненависть в его лице ошеломили Анну. Она стояла неподвижно, уставившись на него. Должно быть, Моуз заметил ее удивление — его гнев сменился печалью.
— Не обращайте на меня внимания, миссис Флин, — сказал он, покачав головой. — Мне некому это сказать.
Анна вспомнила свой яростный гнев на Спинера с его дружками — беспомощный гнев бессилия…
— Ты говори все, что хочешь, Моуз, — сказала она. — Ты имеешь на это право, после всего что пережил.
Они замолчали. Анна думала, как отличается Моуз от других мужчин, окружающих Стефена, — шумных ирландцев, которые выкрикивают то, что думают, не заботясь, слышит их кто или нет. Моуз редко высказывается, но под его молчаливостью таится опасный гнев, тот вид ярости, про который Стефен говорил, что он нужен каждому боксеру, чтобы преуспеть на ринге.
— Миссис Флин! Миссис Флин!
На пороге дома стоял худенький Эди Карэн, поджав босые пальцы на ногах. В руках он держал какую-то бумагу.
— Эди Карэн! Ни единого шага без обуви! Что, я каждую минуту должна напоминать, что надо обуться?
Эди помахал белой бумагой:
— Это письмо!
Анна прислонила грабли к сараю и вытерла пальцы красным платком. Она посмотрела на Моуза.
— Мы так этот огород никогда не закончим…
— Вам и не нужно работать так много на солнце, — сказал Моуз. — Я о нем позабочусь, я и эти мальчишки.
Анна сняла шляпу и забросила ее в сарай со вздохом.
Моуз подарил ей одну из своих редких улыбок:
— Не так уж они плохи, эти маленькие чертенята. Анна поспешила в дом, думая о ноше, которую на себя взвалила — о воспитании братьев Карэнов. Теряя терпение, она отправляла их к Моузу, который позволял им играть в тренировочной комнате и работал с ними во дворе и саду. Он до полусмерти пугал Карэнов и Рори своими рассказами о месте под названием Томбс, тюрьме на Центральной улице, где уголовники, включая детей, гниют годами.
Анна не поощряла запугивание мальчишек, но раз уж Моузовы сказки удерживали ребят от неприятностей, жаловаться было не на что.
На кухне Эди склонился над пачкой бумаги, высунув от старания язык, он писал буквы. Эди брался за учебу охотнее Майка, который корчился и жаловался, когда она пыталась учить его.
Анна заглянула в гостиную, где Майк стоял на табурете, уставясь в окно, с тряпкой в руке.
— В чем дело, Майк Карэн? — спросила Анна. — От гляденья чистоты не прибавится.
Вид у Майка был угрюмый. Его соломенные волосы стояли на голове дыбом — непричесанные и не очень чистые.
— Я отдыхаю, вот и все. И жду не дождусь обеда. Я очень хочу есть.
— Как всегда! Сейчас займись окном — вымой его хорошенько. Я грязных полос видеть не хочу. А когда закончишь, для тебя у меня есть тарелка печенья.
Майк оживился:
— Имбирного?
— Какого же еще, — засмеялась Анна, вспомнив сцену драки из-за него.
Вернувшись на кухню, она села за стол напротив Эди и распечатала конверт. Письмо было от мисс Кэмберуел. Она уже получила несколько записок от миссис Смит-Хэмптон, которая звала ее приехать. У миссис Смит-Хэмптон было кружево для починки и еще ей понравилось маленькое болеро во французском «Модном журнале», и она хотела, чтобы Анна его сделала. Анна обещала скоро приехать.
Меж тем она была завалена работой. Квартира, мужчины с мальчиками — все было под ее присмотром. Магазин «Кристэл пэлейс эмпрориум» заказал поставку им шали кроше. А у нее была возможность делать кружева только в течение нескольких часов утром и вечером, пока Стефен «е поднимется на верхний этаж.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115