ТОП авторов и книг ИСКАТЬ КНИГУ В БИБЛИОТЕКЕ
Когда юноша выбежал, Раймунд несколько раз прошелся по комнате, поводя руками, проверяя не нарушилась ли свобода движений, требующаяся воину в бою. На лице его отображалась задумчивость и сосредоточенность. Итак, многое может решиться уже сегодня. По настоянию великого провизора всем участникам заговора надлежало собраться к ночи в королевском дворце. Необходимость вводить в действие войска могла возникнуть в любой момент и, поэтому, лучше было бы всем военачальникам находиться в одном месте, — только так можно было обеспечить согласованность действий.
Насколько знал граф, делегации выборных также содержались наготове. Д'Амьен настаивал на необходимости действовать строго по уложению Годфруа, дабы впоследствии иметь в руках дополнительный аргумент в будущих переговорах с курией, Филиппом-Августом, Ричардом Львиное Сердце, или Фридрихом Барбароссой. Обычно этому институту власти никто особого значения не придавал, да и сейчас, ввиду своей громоздкости, собрание выборных делегаций, очень усложняло конструкцию заговора. Многие говорили об этом Д'Амьену, но он был непреклонен.
Что ж, может быть ему виднее, думал мрачноватый гигант Раймунд, вдумчиво двигая правым плечом, недовольный креплением соответствующего наплечника. Может быть прав, да, но напрасно он себя ведет так, как будто уже стал полноправным властителем Палестины. Настоящий передел власти начнется уже после падения общего врага, после того, как бело-красный плащ будет втоптан в пыль Святой земли. Раймунд прекрасно понимал, что его сюзерен Филипп-Август обязательно захочет вмешаться в здешние дела, в случае ухода с арены Бодуэна, а оно, судя по всему, тоже не за горами.
Одно ясно — никому нельзя доверять до конца, и менее всего нынешним друзьям-союзникам.
В комнату вбежал запыхавшийся человек в черном, очень пыльном балахоне.
— Фландо? — удивился граф.
— Да, мессир, это я.
— Что ты делаешь здесь, бездельник! ?
— Час назад к нам прискакал какой-то итальянец я сообщил, что великий провизор предлагает нашей турме переместиться к заброшенным воротам.
— Почему вы его не повесили?
— Он знал условный сигнал.
Граф Раймунд выругался.
— Запомни Фландо, пока я жив, мои войска будут перемещаться только по моему приказу.
— Но…
— Езжай туда, где я велел тебе находиться.
Черный балахон кивнул и попятился.
Граф, все еще раздраженно скалясь, подошел к окошку за которым садилось огромное лихорадочно-красное солнце. Сушь. Две недели истребительная жара и ни капли дождя. Над городом кружила мельчайшая, неощутимая кожей пыль. Ее как бы поднимало над крышами города, скопившееся под ними напряжение.
«Пора», — подумал Раймунд. Пора ехать во дворец, пора начинать действовать. Граф подошел к небольшому сундуку обитому железными полосами, повернул ключ в замке, поднял крышку, достал два кошелька из белой кожи, наполненных константинопольскими цехинами. Вполне может статься, что потребуются деньги. Королевская казна пуста, как говорит Д'Амьен. Не его ли стараниями, кстати? А может все же оставить цехины здесь, под охраною?
Раймунд на некоторое время задержался в сидячем положении перед своим сундуком, взвешивая в руке белые кошельки, а также все за и против того, брать ему их с собою или нет. Ему не суждено было решить эту не слишком философскую проблему. Сзади раздался едва уловимый шорох, метнулась со стороны окна мгновенная тень, и в затылок одного из самых славных, сильных, мужественных и богатых людей Палестины вонзился золотой кинжал.
Шевалье не дал графу упасть на спину и тем самым смазать картину преступления, он уложил его лицом вниз. Развязал один из белых кошельков и высыпал его содержимое на спину поверженному, чтобы не возникло никаких сомнений относительно мотивов убийства. Не ограбление.
Проделано все было очень быстро и бесшумно. Старая сноровка восстанавливается быстро. Когда в комнату вбежал оруженосец с известием, что лошади оседланы, он застал только что описанную картину, за вычетом актера, сыгравшего роль ассасина.
— И на что вы теперь рассчитываете де Созе? — ехидно спросил великий провизор, барабаня пальцами левой руки по столу.
— Не знаю, мессир, — подавленным голосом отвечал рыцарь, — может быть на христианское снисхождение.
Лицо Д'Амьена исказила судорога.
— Снисхождение? Вы сказали снисхождение?!
— Да, мессир. Вы велели нам убить Рено из Шатильона, мы честно пытались это сделать. Двое погибли, я изувечен, — де Созе поднял правую руку и из рукава показалась то, что осталось от кисти. Было видно, что эта демонстрация доставляет рыцарю боль.
— Мне кажется, что сослуженная нами служба стоит трехсот бизантов.
— Вы должны были не попытаться убить Рено, а убить его. Надо было подумать головою, раз плохо работают руки.
— Мессир…
— Нет, нет и нет, я не считаю, что долг уплачен. Меня не интересует количество пролитой вами крови. Я знаю только, что Рено жив и приятно проводит время в объятиях красавицы Изабеллы.
— Всегда считалось, что орден госпитальеров собирает деньги с богатых, чтобы лечить нищих, но теперь меня мучит вопрос, куда сей достославный орден девает деньги, которые он выжимает из нищих?
Д'Амьен брезгливо поморщился.
— Неуместное острословие сгубило много людей, и вы, дорогой де Созе, по всей вероятности, присоединитесь к этим господам.
— Так или иначе, денег у меня нет, — усмехнулся рыцарь.
— Зря вы думаете, что я этого не знаю, и зря вы надеетесь, что отсюда отправитесь в долговую тюрьму, где вас смогут подкармливать ваши наваррские друзья. Нет.
Де Созе побледнел.
— У ордена госпитальеров, вечно пекущегося, по вашему тонкому замечанию, о споспешествовании болящим нищим, есть неподалеку от Тивериадского озера соляные копи, дающие нам небольшую толику необходимых нам средств.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193
Насколько знал граф, делегации выборных также содержались наготове. Д'Амьен настаивал на необходимости действовать строго по уложению Годфруа, дабы впоследствии иметь в руках дополнительный аргумент в будущих переговорах с курией, Филиппом-Августом, Ричардом Львиное Сердце, или Фридрихом Барбароссой. Обычно этому институту власти никто особого значения не придавал, да и сейчас, ввиду своей громоздкости, собрание выборных делегаций, очень усложняло конструкцию заговора. Многие говорили об этом Д'Амьену, но он был непреклонен.
Что ж, может быть ему виднее, думал мрачноватый гигант Раймунд, вдумчиво двигая правым плечом, недовольный креплением соответствующего наплечника. Может быть прав, да, но напрасно он себя ведет так, как будто уже стал полноправным властителем Палестины. Настоящий передел власти начнется уже после падения общего врага, после того, как бело-красный плащ будет втоптан в пыль Святой земли. Раймунд прекрасно понимал, что его сюзерен Филипп-Август обязательно захочет вмешаться в здешние дела, в случае ухода с арены Бодуэна, а оно, судя по всему, тоже не за горами.
Одно ясно — никому нельзя доверять до конца, и менее всего нынешним друзьям-союзникам.
В комнату вбежал запыхавшийся человек в черном, очень пыльном балахоне.
— Фландо? — удивился граф.
— Да, мессир, это я.
— Что ты делаешь здесь, бездельник! ?
— Час назад к нам прискакал какой-то итальянец я сообщил, что великий провизор предлагает нашей турме переместиться к заброшенным воротам.
— Почему вы его не повесили?
— Он знал условный сигнал.
Граф Раймунд выругался.
— Запомни Фландо, пока я жив, мои войска будут перемещаться только по моему приказу.
— Но…
— Езжай туда, где я велел тебе находиться.
Черный балахон кивнул и попятился.
Граф, все еще раздраженно скалясь, подошел к окошку за которым садилось огромное лихорадочно-красное солнце. Сушь. Две недели истребительная жара и ни капли дождя. Над городом кружила мельчайшая, неощутимая кожей пыль. Ее как бы поднимало над крышами города, скопившееся под ними напряжение.
«Пора», — подумал Раймунд. Пора ехать во дворец, пора начинать действовать. Граф подошел к небольшому сундуку обитому железными полосами, повернул ключ в замке, поднял крышку, достал два кошелька из белой кожи, наполненных константинопольскими цехинами. Вполне может статься, что потребуются деньги. Королевская казна пуста, как говорит Д'Амьен. Не его ли стараниями, кстати? А может все же оставить цехины здесь, под охраною?
Раймунд на некоторое время задержался в сидячем положении перед своим сундуком, взвешивая в руке белые кошельки, а также все за и против того, брать ему их с собою или нет. Ему не суждено было решить эту не слишком философскую проблему. Сзади раздался едва уловимый шорох, метнулась со стороны окна мгновенная тень, и в затылок одного из самых славных, сильных, мужественных и богатых людей Палестины вонзился золотой кинжал.
Шевалье не дал графу упасть на спину и тем самым смазать картину преступления, он уложил его лицом вниз. Развязал один из белых кошельков и высыпал его содержимое на спину поверженному, чтобы не возникло никаких сомнений относительно мотивов убийства. Не ограбление.
Проделано все было очень быстро и бесшумно. Старая сноровка восстанавливается быстро. Когда в комнату вбежал оруженосец с известием, что лошади оседланы, он застал только что описанную картину, за вычетом актера, сыгравшего роль ассасина.
— И на что вы теперь рассчитываете де Созе? — ехидно спросил великий провизор, барабаня пальцами левой руки по столу.
— Не знаю, мессир, — подавленным голосом отвечал рыцарь, — может быть на христианское снисхождение.
Лицо Д'Амьена исказила судорога.
— Снисхождение? Вы сказали снисхождение?!
— Да, мессир. Вы велели нам убить Рено из Шатильона, мы честно пытались это сделать. Двое погибли, я изувечен, — де Созе поднял правую руку и из рукава показалась то, что осталось от кисти. Было видно, что эта демонстрация доставляет рыцарю боль.
— Мне кажется, что сослуженная нами служба стоит трехсот бизантов.
— Вы должны были не попытаться убить Рено, а убить его. Надо было подумать головою, раз плохо работают руки.
— Мессир…
— Нет, нет и нет, я не считаю, что долг уплачен. Меня не интересует количество пролитой вами крови. Я знаю только, что Рено жив и приятно проводит время в объятиях красавицы Изабеллы.
— Всегда считалось, что орден госпитальеров собирает деньги с богатых, чтобы лечить нищих, но теперь меня мучит вопрос, куда сей достославный орден девает деньги, которые он выжимает из нищих?
Д'Амьен брезгливо поморщился.
— Неуместное острословие сгубило много людей, и вы, дорогой де Созе, по всей вероятности, присоединитесь к этим господам.
— Так или иначе, денег у меня нет, — усмехнулся рыцарь.
— Зря вы думаете, что я этого не знаю, и зря вы надеетесь, что отсюда отправитесь в долговую тюрьму, где вас смогут подкармливать ваши наваррские друзья. Нет.
Де Созе побледнел.
— У ордена госпитальеров, вечно пекущегося, по вашему тонкому замечанию, о споспешествовании болящим нищим, есть неподалеку от Тивериадского озера соляные копи, дающие нам небольшую толику необходимых нам средств.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193