И службы и проповеди его были лишены того ласкающего душу благолепия, к которому они привыкли при отце Мельхиседеке. Но добрый старый священник стоял за своего преемника горой, столь искренне его рекомендовал, что им ничего не оставалось, как подчиниться воле умирающего. Многие, правда, из постоянных прихожан, поцеловав однажды пятнистую лапу отца Марка, давали себе зарок сменить источник утоления духовной жажды. В Депреме было не менее десятка церквей, и в одной из них, посвященной святой великомученице Агриппине, служил пожилой священник, уступающий авторитетом и благолепием лишь умирающему отцу Мельхиседеку. Тем более, все вдруг особенно остро ощутили, что церковь св. Никодима стоит за городскими стенами, на повороте пустынной дороги, что по нынешним временам было немаловажно. Ведь даже самые короткие путешествия стали сопряжены с приключениями и опасностями. Ради встречи с таким человеком как отец Мельхиседек многие готовы были рискнуть, но никто не собирался рисковать ради этого неблагообразного новичка.
В общем-то, брата Марка такое отношение устраивало как нельзя больше. Он даже сознательно усугублял свой мрачный, неприятный образ, грубоватым холодным поведением. При исполнении задуманного им дела ему не нужны были свидетели, а чем меньше будет прихожан, тем, естественно, и меньше будет свидетелей. Исходя из этих же соображений, он отказался от услуг женщины, которая прислуживала отцу Мельхиседеку. Она приходила из небольшой деревеньки, находившейся неподалеку. Он ей заявил, что средства прихода так скудны, что он принужден будет совсем отказаться от прислуги, и станет свое хозяйство вести сам. Разумеется, этот разговор он провел в присутствии умирающего настоятеля, дав ему еще раз восхититься чрезвычайными человеческими качествами своего преемника.
— Ты на правильном пути, — сказал умиленный старик, — и дай тебе бог превзойти меня, если я чего-то достиг в деле помощи душам человеческим.
Наконец, свершилось.
После обедни, на которой присутствовало всего двое прихожан, отец Марк вышел на убогую паперть церкви и увидел на дороге, ведущей к городу, фигуру одинокого всадника. Он был в легком рыцарском облачении, без наплечников и наколенников, в одной поясной кольчуге. Копье было вставлено в стременную петлю, расшитый серебряными шнурами штандарт медленно покачивался на прохладном ветру. Шлем был без забрала, то есть парадный, а не боевой и посверкивал металлическими полосами на солнце. Производил он впечатление не старого боевого служаки, а молодого дворянина, вырядившегося для легкого турнира, для почти безопасного праздника.
Все эти детали мгновенно отпечатались в сознании нового настоятеля, он стал поджидать, когда этот задумчивый щеголь приблизится.
Приблизился. Видя, что помочь ему никто не спешит, сам с легкостью спрыгнул с коня. Тот факт, что он приехал без оруженосца, тоже обратил на себя внимание отца Марка.
Доспехи, хоть и облегченные, тянули, надо думать, не менее чем на шестьдесят фунтов, но по движениям рыцаря это не ощущалось. Он снял шлем и оказалось, что легкость и гибкость его движений имеет простое объяснение. Перед отцом Марком стоял юноша лет двадцати, не более.
Сдержанно поздоровавшись с незнакомым священником, он поинтересовался, где отец Мельхиседек. По его речи отец Марк заключил, что юноша скорее всего бургундец.
— Отец Мельхиседек при смерти, он просил вас тотчас по прибытии проследовать к его ложу.
— Вы говорите так, святой отец, будто хорошо со мной знакомы, — удивился рыцарь.
Отец Марк не смутился, хотя дал себе слово впредь быть осторожнее с этим молодым человеком.
— Насколько я могу судить, вы являетесь постоянным прихожанином церкви св. Никодима.
— Являюсь.
— Отец Мельхиседек выразил настоятельное желание перед смертью напутствовать каждого из своих прихожан.
Они проследовали в дом. Умирающий обрадовался при виде этого гостя, он по всей видимости искренне любил его. Рыцарь преклонил колена и осторожно пал ему на грудь, дабы не причинить старику вреда тяжестью доспехов.
Отец Мельхиседек процитировал ему из послания св. Павла к коринфянам и еще что-то. Говорил он тихо и умиленно. Отец Марк разбирал не все слова.
— Вот и пришел мой час, — сказал старик, когда рыцарь медленно отпрянул.
— Вы еще оправитесь, святой отец.
— Не говори так. Пустые утешения хуже других пустых слов.
— Простите, святой отец.
Старик то ли закашлялся, то ли засмеялся.
— Ты решил меня ободрить перед лицом смерти, но вряд ли есть что-то, чего бы я меньше боялся, чем ее. Раньше я ее просто не хотел, теперь и этого чувства у меня нет. Исполняется порядок жизни. Господу желательно освободить меня от мирских обязанностей, легче всего ему сделать это призвав меня к себе. Неужто я стану грустить, получив такое предложение.
Рыцарь истово кивнул.
— Я понимаю, святой отец.
— И на бренной земле я оставляю после себя не пустыню. У меня есть здесь духовные дети, такие как ты, например. У меня есть ученики и продолжатели. Познакомься с отцом Марком. Теперь он будет здесь настоятельствовать, и я рад, что приход и реликвия окажутся под его попечением. Он молод, лишь немногими годами старше тебя, но прошел тернистое поприще и несет следы этого похода, в частности, и на своем челе. Посмотри, рыцарь, каково запечатлевается сарацинский плен на коже христианского пастыря.
Рыцарь поклонился отцу Марку и медленно, как бы слегка неохотно, поцеловал его руку. Старик тяжело дышал.
— Брат Марк, тебе я тоже рекомендую со всем жаром моего угасающего сердца этого благородного юношу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193