Прямо напортив Полиника бессмысленно уставился в огонь Александр. У него была сломана челюсть, и вся правая половина лица блестела лиловым; кость была перетянута ремнем.
– Дай-ка посмотреть на тебя,– сказал Полиник. В мешке учителя гимнастики он обнаружил вощеный шарик из эйфорбии и янтаря, который называли «обедом кулачного бойца», – такие использовали кулачные бойцы между схватками, чтобы зафиксировать сломанные кости и зубы. Этот шарик и размял Полиник. Он повернулся к учителю:
– Лучше сделай ты, Милон.– Полиник взял Алексан­дра за правую руку.– Держи. Сожми так, чтобы мои паль­цы хрустнули.
Учитель из собственного рта влил в рот Александру неразбавленного вина, чтобы очистить от свернувшейся крови, потом пальцами извлек фантастический комок слю­ны, слизи и мокроты. Я держал Александру голову, рукой он сжимал пальцы Полиника. Диэнек смотрел, как учитель вставил вязкий янтарный комок Александру меж челюс­тей, потом плотно закрепил на нем раздробленные кости.
– Медленно считай,– велел он пациенту.– Когда дой­дешь до пятидесяти, челюсть будет как новая.
Александр отпустил руку Всадника. Полиник печально смотрел на него.
– Прости меня, Александр. – 3а что?
– Что сломал тебе нос.
Александр хотел рассмеяться, но из-за сломанной челюс­ти лицо лишь исказила гримаса.
– Теперь это лучшее, что осталось у тебя на лице. Александр снова сморщился.
– Я сожалею о твоем отце,– проговорил Полиник. ­И об Аристоне.
Он встал, чтобы перейти к другому костру, но, взглянув на моего хозяина, опять перевел взгляд на Александра. – Я должен тебе кое-что сказать. Когда Леонид избрал тебя в число Трехсот, я пошел к нему и с глазу на глаз изо всех сил старался отговорить от этого решения. Я думал, ты не будешь сражаться.
– 3наю,– просипел Александр сквозь сжатые челюсти. Полиник какое-то время рассматривал его, потом про­говорил:
– Я ошибался.
И пошел прочь.
Пришли новые приказы. Нужно было послать наряды –,убрать трупы с ничейной полосы. В числе посланных был и Самоубийца. Оба его простреленных плеча не могли двигаться, и Александр настоял, чтобы пойти вместо него.
– Теперь, узнав о смерти моего отца и Аристона,– об­ратился он к Диэнеку, который, как эномотарх , мог за­претить ему идти в наряд,– Леонид постарается уберечь меня ради моей семьи и пошлет меня домой с каким-нибудь заданием или донесением. А я не хочу выказывать ему неуважения своим отказом.
Никогда я не видел такой печали, как тогда на лице моего хозяина. В свете костра он указал на промокшую землю рядом с собой.
– Я наблюдал за этими мелкими тварями.
Там, в грязи, вовсю шла война между муравьями.
– Посмотри на этих доблестных воинов,– указал Диэнек на густые отряды насекомых, с неимоверной отвагой сцепившихся на куче своих же павших товарищей, сражаясь за высохший труп жука. – Вот этот будет Ахиллом. А вот, смотри,– это, должно быть, Гектор. Наша храбрость – ничто по сравнению с этими героями. Видишь? Они даже выносят тела своих товарищей с поля боя, как и мы.
Его голос звучал глухо от отвращения, и от него разило иронией.
– Думаешь, боги смотрят на нас сверху так же, как мы на этих насекомых? Бессмертные скорбят о нашей смерти так же, как мы скорбим о смерти этих муравьев?
– Поспи, Диэнек,– мягко проговорил Александр. – Да, это мне и нужно. Хороший отдых.
Он обратил уцелевший глаз на Александра. 3а редутами стены вторая смена часовых получала инструкции, готовясь сменить первую.
– Твой отец был моим ментором, Александр. В ночь, когда ты родился, я нес чашу. Помню, Олимпий показал тебя старейшинам, чтобы те испытали, достаточно ли ты крепок, чтобы позволить тебе жить. Судья окунул тебя в вино, и ты завопил своим сильным младенческим голос­ком и затряс в воздухе сжатыми кулачками. «Отдай маль­чика Диэнеку,– велел твой отец Паралее, а мне сказал: – Мой сын будет твоим подопечным. Ты будешь учить его, как я учил тебя».
Диэнек воткнул в грязь свой ксифос , положив конец муравьиной Илиаде.
– А теперь всем спать! – рявкнул он уцелевшим вои­нам своей эномотии , а сам, несмотря на протестующие напоминания о том, что ему тоже необходимо вздремнуть, встал и в одиночестве пошагал на командный пункт Лео­нида, где царь и другие военачальники еще стояли на своих местах, обсуждая действия на следующий день.
Я видел, как подгибалась при ходьбе нога Диэнека – не давно раненная, а другая. Он скрыл от своих подчинен­ных еще одну рану, судя по походке, глубокую и серьезную. Я тут же встал и поспешил ему на помощь.
Глава двадцать седьмая
Тот источник, названный скиллийским и по­священный Деметре и Персефоне, бил из са­мого подножия Каллидрома сразу позади командного поста Леонида. Мой хозяин поко­вылял туда, и я поспешил его догнать. Ника­кая ругань, никакие приказы не остановили меня. Я обхватил его рукой свою шею и при­нял плечом весь его вес.
– Я принесу воды,– сказал я.
Вокруг источника собралась горстка воз­бужденных воинов, и среди них прорицатель Мегистий. Что-то тут было не так, и я подошел ближе. Этот источник, известный своей пере­менчивостью и бьющий то холодной, то горя­чей водой, с самого нашего появления сочился скудной струйкой воды, но воды вкусной и холодной,– благословение богинь жаждущим воинам. Теперь же из него внезапно хлынула горячая и вонючая струя. Словно серная бле­вотина вырвалась из подземного мира. Воины затрепетали от такого чуда. Слышались молит­вы Деметре и Коре-Персефоне. Я попросил у Всадника Дориона, чтобы тот налил полшлема воды из своего меха, и вернулся к своему хозяину, решив ни о чем не упоминать ему.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127