Они даже и не думали о том, чтобы разить врага своим метательным оружием, – оно потеряло всякий смысл. Они оттаскивали растоптанные вражеские трупы, чтобы по зем­ле могли ступать греческие воины. Я увидел, как Демад, Аристонов оруженосец, за пятнадцать секунд перерезал глотки троим раненым и швырнул их трупы назад, в кучу корчащихся и стонущих мидийцев.
В первых рядах мидийцев порядок расстроился. На­чальники выкрикивали приказы, но в шуме их не было слышно. Ошеломлённые давкой, люди не могли следовать никаким указаниям. И все же побеждённые не поддались панике. В отчаянии они отбросили луки, копья и щиты и голыми руками вцеплялись в оружие спартанцев. Они хватались за копья, висли на них и старались вырвать из рук спартанцев. Другие бросались всем весом на лакедемонские щиты, цеплялись за верхний край и тянули чашу асписа вниз, после чего впивались во врага пальцами и ногтями.
Теперь сражение в первых рядах перешло в рукопашные схватки один на один. Правильные ряды смешались, ни о каком построении не было уже и речи. Спартанцы сблизились с врагом грудь в грудь и со смертельной эффективностью работали своими короткими мечами-ксифосами : воткнул – вынул, воткнул – вынул. Я увидел Александ­ра – без щита, он вонзил ксифос прямо в лицо мидийцу, чьи руки вцепились Александру в пах.
Лакедемоняне средних рядов врезались в этот бедлам с незапятнанными копьями и щитами. Но мидийцы казались неиссякаемыми; подкрепления все шли и шли к ним. Над столпотворением битвы можно было видеть, как следующая тысяча воинов марширует в Теснину, заливая ее, словно наводнение. И еще мириады остаются сзади, а за ними – еще и еще… Несмотря на катастрофическое число потерь, бесконечный прилив воинов начал приносить врагу пользу. Сама масса их полчищ стала ломать спартанский строй. Единственное, что не позволило врагу смять эллинов, – это невозможность для войск проходить через Теснину достаточно быстро, а также стена из мидийских тел, что преграждала открытое пространство, точно оползень.
Спартанцы сражались из-за этой стены плоти, как из-­за каменного укрепления. Враг роем накатывался на этот вал. Теперь мы из тыла видели нападавших: они превратились в мишени. Дважды Самоубийца метал дротики прямо из-за плеча Александра в мидийцев, бросавшихся на юношу с холма из трупов. Тела были везде, куда ни ступи. Я считал, что залез на камень, и вдруг почувствовал, что он кор­чится и извивается подо мной. Это был живой мидиец. Он рубанул меня обломком своей махеры – кривого меча – и рассек мне икру на ладонь. Я завыл от страха и опроки­нулся в мешанину других окровавленных рук и ног. Враг вцепился в меня зубами. Он впился мне в руку, словно стремясь вырвать ее из сустава. Я ударил его по лицу луком, который по-прежнему сжимал в руке. И вдруг чья-то нога тяжело наступила мне на спину. С отвратительным чав­каньем опустился боевой топор, и череп врага раскололся, как дыня.
– Что ты там ищешь? – проревел чей-то голос.
Это был Акант, оруженосец Полиника, забрызганный кровью и оскалившийся, как безумец.
Враги хлынули через стену тел. Встав на ноги, я не смог разглядеть Диэнека и не мог сказать, где какая эномотия и где мне следует находиться. Я не представлял, сколько времени мы уже сражаемся. К спине у меня было привяза­но два запасных копья; их наконечники скрывались под кожаными чехлами так что, если бы я случайно споткнулся, они бы не причинили вреда моим товарищам. Все прочие оруженосцы имели такую же ношу.
Впереди слышалось, как трещат древки мидийских ко­пий, ломаясь при ударе о спартанскую бронзу. Спартанские длинные копья издавали другой звук, не такой, как более короткие и легкие копья противника. Нескончаемый на­плыв мидийцев работал против лакедемонян – не из-за недостатка у них доблести, а просто вследствие ошеломи­тельного количества людских масс, которые враг бросал в зубы ненасытного сражения. Я отчаянно стремился отыс­кать Диэнека и отдать ему запасные копья. Вокруг царил хаос. Я слышал, как ломается строй справа и слева, и видел, как спартанцы в задних рядах пятятся под напором мидийских колонн. Мне следовало забыть про хозяина и служить тем, кому могу.
Я метнулся туда, где строй был самым слабым, всего три шеренги глубиной; он начинал прогибаться дугой, какая обычно предшествует полному прорыву. Один спартанец упал навзничь среди жертв побоища; я видел, как какой-то мидиец начисто отсек ему голову ударом кривого меча. Отделенная от туловища голова вместе со шлемом покатилась в пыль, разбрызгивая костный мозг и жутко обнажив сероватые кости позвоночника. Шлем и голова исчезли в лесу поножей, обутых и босых ног. Убийца издал торжествующий крик, подняв к небу клинок, но не прошло и мгновения, как воин в малиновых доспехах так глубоко вонзил копье ему в кишки, что убийственная сталь вышла из спины. Я видел, как другой мидиец упал просто от страха. Спартанец не мог вытащить копье обратно и выло­мал его, наступив ногой на брюхо еще живого врага. Древко сломалось пополам. Я не знал, кто этот герой, и так никогда и не узнал.
– Копье! – услышал я его рев.
Жуткие глазницы его шлема обратились назад за спасением, за запасным копьем, в поисках кого-нибудь, кто протянет новое оружие. Я выдернул оба копья из-за спины и швырнул в руки неизвестного воина. Острием назад. Он схватил одно и, развернувшись, обеими руками вонзил его нижний конец в горло другого мидийца.
Ремень его щита был перерезан или оборвался изнутри, и сам аспис упал в грязь. Не было места, чтобы нагнуться и подобрать его. Двое мидийцев бросились на спартанца с копьями наперевес, но тут же были перехвачены массивной чашей щита в руке его товарища, который успел защитить соратника.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127