Оронт стал допрашивать мерзавцев дальше. 3нают ли они в морском пригороде Фалероне место, известное как святилище Персефоны Окутанной?
Головорезы ответили утвердительно.
К моему еще большему удивлению, а также к удивле­нию остальных командиров, Оронт достал из кошелька три золотых дарика – каждый составлял месячное жало­ванье пехотинца – и протянул это богатство подонкам.
– Отнесите тело этого человека в тот храм и оста­вайтесь там, пока не вернутся жрицы. Они поймут, что с ним делать.
Тут один из командиров Бессмертных разразился про­тестом:
– Господин, посмотри же на этих негодяев! Настоя­щие свиньи! Вложи золото им в руку, и они сбросят чело­века вместе с носилками в ближайшую канаву.
Для споров не оставалось времени. Оронту, мне и коман­дирам следовало поспешить на свои места. Оронт задер­жался на кратчайшее мгновение и повнимательнее рас­смотрел лица трех мошенников.
– Вы любите свою страну? – спросил он. Вызывающее выражение на лице подонков ответило за них.
Оронт указал на тело, распростертое на носилках. – Этот человек своей жизнью защитил ее. Несите его с честью.
Там мы его и оставили, тело спартанца Ксеона, и вскоре нас унесло неудержимым потоком отступления.
Глава тридцать восьмая
В отношении того человека и рукописи оста­лось добавить лишь два последних замечания, что наконец приведет его историю к завер­шению. Как и предсказывал Оронт, Великий Царь отбыл на корабле в Азию, оставив в Греции под командованием Мардония лучшие части своего войска, около трехсот тысяч, в том числе и самого Оронта с Десятью Ты­сячами Бессмертных. Им было приказано пе­резимовать в Фессалии и продолжить боевые действия, когда время повернет к весне. С на­ступлением весны, поклялся Мардоний, не­одолимая сила войск Великого Царя раз и навсегда приведет к повиновению всю Элладу. Я тоже остался в расположении войска – исполнять должность историка.
Наконец весной сухопутные войска Вели­кого Царя встретились с эллинами в сраже­нии на равнине близ греческого города Платеи, на северо-западе от Афин, в дне ходьбы оттуда.
Против трехсот тысяч персов, мидийцев, бактрийцев, индусов, саков и эллинов призван­ных под знамена Великого Царя, выступили сто тысяч свободных греков. Это были их главные силы, в которые вошло все спартанское войско – пять тысяч Равных и лакедемонские периэки, вооруженные оруженосцы и илоты общим числом до семидесяти пяти тысяч. На фланге выступило тяжеловооруженное пешее ополчение пелопоннесских союзников Спарты – тегейцев..В силы общеэллинского войска так­же влились менее многочисленные отряды из дюжины дру­гих греческих городов, самый выдающийся из которых со­ставили афиняне – до восьми тысяч.
Не стоит пересказывать подробности разгрома – так печально известны они Великому Царю; не стоит также упоминать подробности страшных потерь цвета Держа­вы от голода и болезней во время долгого отступления в Азию. Достаточно сказать, что все предсказанное челове­ком по имени Ксеон сбылось. Наши воины снова увидели ряд букв «лямбда» на лакедемонских щитах, но на этот раз ряд составляли не пятьдесят или шестьдесят щитов, как в ущелье у Горячих Ворот, а десять тысяч в ряд и восемь вглубь. Неколебимый вал бронзы и алых плащей, как и описывал Ксеон. И снова мужество персидских во­инов не устояло против доблести и великолепной дисцип­лины лакедемонских бойцов. По моему мнению, никакое войско под небесами, как бы многочисленно оно ни было, не могло противостоять их атаке в тот день.
Когда побоище уже завершалось, место историка за персидским частоколом захватили две сотни илотов. По приказу спартанского главнокомандующего Павсания они не брали пленных и начали беспощадно резать всех уро­женцев Азии, кто попадал им под руку. В этом критиче­ском положении я бросился вперед и стал кричать по-гре­чески, умоляя захватчиков пощадить наших людей.
Однако греки хранили такой страх перед многочислен­ностью Востока, даже смятого и разбитого, что никто не прислушался и не остановился. Набросились и на меня и над моим горлом занесли клинок. Вдохновленный, наверное, богом Ахурой-Маздой, а может быть, одним только ужа­сом, я стал по памяти выкрикивать имена спартанцев, о которых говорил человек по имени Ксеон. Леонид. Диэнек. Александр. Полиник. Петух. И вдруг воины-илоты убрали свои мечи.
Резня прекратилась.
Появившиеся командиры-спартиаты восстановили порядок в толпе вооруженных илотов. Меня поволокли вперед, связали руки и швырнули на землю перед одним спартанцем, великолепного вида воином. Его плоть еще дымилась от крови и пламени побоища. Илоты сообщили ему имена, которые я выкрикивал. Воин навис над моей согбенной, коленопреклоненной фигурой и сурово посмотрел на меня.
– 3наешь, кто я? – спросил он. Я ответил, что не знаю.
– Я Дектон, сын Идотихида. Это мое имя ты назвал, когда крикнул «Петух».
3десь справедливость вынуждает меня заявить, что скромное описание Петуха пленником Ксеоном ни в коей мере не отразила истинной внешности этого человека. Стоявший надо мной воин представлял собою великолеп­ный образец мужчины в расцвете молодости и силы. Вы­соченный и статный, он обладал огромным человеческим обаянием, а благородство его черт говорило о высоком про­исхождении. Просто диво, что он происходил из самых низов.
Теперь я стоял на коленях, отданный во власть этого человека, и умолял его о пощаде. Я рассказал ему о Ксеоне, чудесно спасшемся после сражения при Фермопилах, о его возвращении к жизни трудами службы Царского лекаря и о его рассказе, благодаря которому я, записывающий его, узнал имена спартанцев, которые выкрикивал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127