— Да, найти людей, достойных доверия, трудное дело. А вам имя Рамсей говорит о чем-нибудь?
— Это имя матроса, дезертировавшего с моего корабля, — ответил Глессинг, глядя на него в упор. — Если не ошибаюсь, он доводится родственником вашему боцману Маккею.
— И что же?
— Ничего. Просто ставлю вас в известность. Как вы, конечно, знаете, любое торговое судно, вне зависимости от того, несет оно вооружение или нет, может быть захвачено в качестве приза, если примет на борт дезертира. Захвачено королевским военно-морским флотом. — Глессинг улыбнулся. Дезертировать глупо. Куда еще ему бежать, как не на другой корабль?
— Некуда. — Струан почувствовал себя в ловушке. Он был уверен, что Рамсей сейчас скрывается на одном из его кораблей, и не сомневался, что Брок приложил к этому руку, а возможно, и Глессинг тоже.
— Сегодня мы проводим досмотр всех кораблей. Вы, конечно, не станете возражать?
— Конечно, нет. Наша компания очень тщательно подбирает команды на свои корабли.
— Очень разумно. Адмирал решил, что «Благородный Дом» заслуживает особой привилегии, поэтому ваши корабли будут осмотрены немедленно.
В этом случае я уже ничего не могу сделать. И он выбросил из головы эту проблему.
— Капитан, я бы хотел представить вам моего старшего… моего сына Кулума. Кулум, перед тобой наш знаменитый капитан Глессинг, который выиграл битву при Чуэн-пи.
— Добрый день. — Глессинг вежливо пожал руку молодому человеку. Рука Кулума с длинными пальцами показалась ему мягкой и немного женственной. Смахивает на денди, подумал Глессинг. Приталенный сюргук, бледно-голубой галстук, высокий воротник — должно быть, студент последнего курса. Любопытно пожимать руку человеку, который перенес бенгальскую чуму и остался жив. Интересно, а я бы выжил?.. — Это нельзя было назвать сражением.
— Два небольших фрегата против двадцати боевых джонок и тридцати с лишним брандеров? И это, по-вашему, не битва?
— Стычка, мистер Струан. Это могла бы быть битва… — Если бы не этот чертов трус Лонгстафф и не ты, гнусный пират, хотелось закончить Глессингу.
— А вот мы, коммерсанты, считаем, что это была самая настоящая битва, Кулум, — с иронией сказал Струан сыну. — Нам никогда не понять разницы между сражением и стычкой. Мы всего лишь мирные торговцы. Но первый в мировой истории случай, когда Англия скрестила оружие с Китаем, заслуживает того, чтобы его назвали «сражением». Это произошло чуть больше года назад. Мы стреляли первыми.
— А как бы поступили вы, мистер Струан? Это было правильное тактическое решение.
— Ну, разумеется.
— Капитан-суперинтендант торговли полностью одобрил мои деист вия.
— Конечно. Правда, у него не было особою выбора.
— Заново переживаете старые баталии, капитан Глессинг? — раздался голос Лонгстаффа. Капитан-суперинтендант стоял на пороге своей каюты и с интересом слушал их разговор, оставаясь незамеченным.
— Нет, ваше превосходительство, просто по-новому смотрю на старую стычку. Как вам известно, мистер Струан и я никогда не сходились во взглядах на то, что произошло у Чуэн-пи.
— А почему вы непременно должны смотреть на это одинаково? Если бы мистер Струан командовал вашими кораблями, его решение, вполне возможно, совпадало бы с вашим. И будь вы на месте мистера Струана, у вас тоже могла бы появиться уверенность, что китайцы не станут нападать на вас первыми, и вы бы пошли на риск и не отдали приказа открывать огонь. — Лонгстафф зевнул, поигрывая карманными часами — А что бы предприняли вы, Кулум?
— Не могу сказать, сэр. Я не знаю всех сложностей обстановки, существовавших на ту пору.
— Хорошо сказано. «Сложности обстановки» — это удачное выражение. — Лонгстафф усмехнулся — Не согласитесь ли составить нам компанию, капитан? Бокал сака?
— Благодарю вас, сэр, но мне пора возвращаться на свой корабль. — Глессинг ловко отдал честь и удалился.
Лонгстафф жестом пригласил Струанов в кабинет для совещаний, который временно служил капитан-суперинтенданту в качестве личных апартаментов. Комната выглядела по-спартански, из обстановки имелось только то, что было необходимо для работы. Глубокие кожаные кресла, столы с картами, комоды, массивный дубовый стол были надежно прикручены к палубе. Позади бюро из дуба, богато украшенного резьбой, полукругом шли окна кормы с частыми рамами. Каюта пахла дегтем, табаком, морем и, неизбежно, порохом.
— Стюард! — позвал Лонгстафф. Дверь каюты открылась в ту же секунду.
— Да, сэр?
Лонгетафф повернулся к Струану:
— Сак? Бренди? Портвейн?
— Сухой сак, благодарю вас.
— То же самое, пожалуйста, сэр, — сказал Кулум.
— Мне портвейн. — Лонгстафф опять зевнул.
— Слушаю, сэр.
Стюард достал бутылки из буфета и разлил вино в тонкие хрустальные бокалы.
— Вы впервые покинули Англию, Кулум? — поинтересовался Лонгстафф.
— Да, сэр.
— Но, я полагаю, с нашими последними «сложностями обстановки» вы хорошо знакомы.
— Нет, ваше превосходительство. Отец не писал подробных писем, а в газетах про Китай не упоминают.
— Ну, скоро начнут, не правда ли, Дирк? Стюард подал бокалы: сначала Лонгстаффу, затем его гостям.
— Проследите, чтобы нас не беспокоили.
— Да, сэр. — Стюард оставил бутылки на столике рядом и вышел.
— Тост, — провозгласил Лонгстафф, и Струан вспомнил тост Робба и пожалел, что сначала отправился на флагман. — За то, чтобы ваше пребывание здесь, Кулум, было приятным, а возвращение домой — безопасным.
Они выпили. Сухой сак был превосходен.
— Здесь сейчас вершится история, Кулум. И никто не может рассказать вам об этом правдивее и лучше, чем ваш отец.
— У китайцев есть старинная поговорка, Кулум… «Правда имеет много лиц», — сказал Струан.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45