Китай почти созрел для всенародного восстания.
И он благословлял Тай-Пэна, ибо тот преподнес Хун Муну жемчужину, не имеющую цены, — Гонконг. Наконец-то после стольких лет у братства появилось надежное убежище, где его не настигнет рука мандаринов, и днем и ночью пытающихся напасть на его след. Гонконгом будут управлять сами варвары, и здесь, на этом маленьком диком островке, общество наберет силу. С Гонконга, своего нового безопасного лагеря, они станут тайком проникать на материк, не давая покоя Цинам, пока не наступит Священный День. И если йосс, думал он, если йосс будет ко мне благосклонен, я сумею воспользоваться могуществом «Благородного Дома» на благо нашего дела.
— Убирайся отсюда, чертов язычник!
Гордон Чен вздрогнул и поднял глаза. Крепкий, коренастый матрос смотрел на него горящими глазами. В руке он держал ногу молочного поросенка, от которой отрывал большие куски своими сломанными зубами.
— Катись отсюда, или я намотаю твою косичку на твою же вонючую шею!
Боцман Маккей торопливо подошел к ним и отшвырнул матроса в сторону.
— Придержи язык, Рамсей, чертово ты отродье. Не сердитесь, мистер Чен, он вполне безобидный малый.
— Да. Благодарю вас, мистер Маккей.
— Хотите перекусить? — Маккей коротким движением вонзил свой нож в цыпленка, поднял его и предложил молодому человеку.
Гордон Чен аккуратно отломил кончик крылышка, ужасаясь про себя варварским манерам боцмана.
— Спасибо.
— И это все?
— Да. Это самая вкусная часть. — Чен поклонился. — Благодарю вас еще раз. — Он отошел. Маккей направился к матросу.
— С тобой все в порядке, приятель?
— Мне следовало бы насадить на нож твое гнилое сердце. Эта обезьяна что, твоя китайская милашка?
— Говори тише, парень. Этого китайца нужно оставить в покое. Если тебе так уж хочется связываться с языческими ублюдками, вокруг полно других. Но этого не трогай, клянусь Всевышним. Он — сын Тай-Пэна, вот так-то.
— Тогда почему же он не носит этот чертов знак… или не обрежет свои чертовы волосы? — Рамсей понизил голос и осклабился: — Хе, говорят, они совсем другие, эти китайские милашки. Устроены не по-нашему.
— Не знаю. Я к этому отребью и близко не подойду. В Макао полным-полно белых девочек, на наш век хватит.
Струан рассматривал сампан, стоящий на якоре недалеко от берега. Это была небольшая лодка с уютной кабиной, устроенной из тонких пальмовых циновок, натянутых на бамбуковые дуги. Рыбак и его семья были танка, речные люди, которые всю жизнь проводили на плаву и редко, если вообще когда-либо, высаживались на берег. Струан разглядел в сампане четверых взрослых и восемь человек детей. Некоторые из ребятишек были привязаны к лодке веревкой, закрепленной у них на поясе. Это, скорее всего, сыновья, отметил он про себя. Дочерей не привязывают, потому что дочери никому не нужны.
— Как вы думаете, когда мы сможем вернуться в Макао, мистер Струан?
Он обернулся и приветливо улыбнулся Горацио.
— Надо полагать, завтра, мой мальчик. Однако, я думаю, ты понадобишься его превосходительству для еще одной встречи с Ти-сеном. Нужно будет потом перевести кое-какие документы.
Она заглянула в него и жестом подозвала Струана, показав рукой, что ему нужно сделать то же самое. Струан слышал про старинную китайскую хитрость, когда врага обманом уговаривали приложить глаз к такому отверстию, а с другой стороны стены его поджидал человек с длинной иглой. Поэтому он держал лицо в нескольких дюймах от отверстия. Но и так он мог хорошо видеть все, что происходило в соседней комнате.
Это была спальня. Ван Чу, верховный мандарин Макао, лежал на постели, голый и жирный, и громко храпел. Мэри, тоже нагая, лежала рядом. Положив руки под голову, она смотрела в потолок.
Струан завороженно наблюдал эту картину, чувствуя, как душу его наполняет ужас Мэри томно ткнула Ван Чу в бок, ласками разбудила его, стала говорить с ним и смеяться. Струан и не подозревал, что она выучила китайский, он знал ее не лучше, чем любого другого человека в Макао — исключая ее брата. Мэри позвонила в маленький колокольчик. В спальню вошла прислужница и начала помогать мандарину одеваться. Ван Чу не мог одеваться самостоятельно, ему мешали его ногти длиной в четыре дюйма, на эти ногти, чтобы они не сломались, были надеты специальные чехольчики, украшенные драгоценными камнями. Струан отвернулся, задыхаясь от отвращения.
Внезапно из сада послышались монотонные голоса, и он осторожно выглянул в окно. Внизу собиралась охрана Ван Чу, солдаты отрезали ему единственный путь к отступлению. Прислужница знаком показала, чтобы он не беспокоился, а подождал. Она подошла к столу, налила ему чая, затем поклонилась и вышла.
Через полчаса солдаты покинули сад, и Струан увидел, как они построились на улице перед паланкином Ван Чу. Мандарину помогли усесться в паланкин, и процессия тронулась.
— Хэллоу, Тай-Пэн.
Струан резко обернулся, выхватив нож. Мэри стояла у двери, скрытой обшивкой комнаты. Она накинула халат из легкой полупрозрачной ткани, который не скрывал ничего совершенно. У нее были длинные светлые волосы, голубые глаза и ямочка на подбородке; халат позволял видеть длинные стройные ноги, крошечную талию и маленькие упругие груди. На золотой цепочке вокруг шеи висел бесценный медальон из нефрита, покрытого тонкой резьбой. Мэри изучала Струана с открытой улыбкой, полной лукавого любопытства.
— Вы можете убрать нож, Тай-Пэн. Здесь вам не грозит опасность. — Ее голос звучал спокойно, в нем слышалась насмешка.
— Тебя следовало бы выпороть, — сказал он.
— Поркой меня не удивишь, разве вы этого не знаете?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45