Затем на закутанном в снежный покров склоне холма появились скачущие
на лошадях люди. Кони рвались вперед, из их ноздрей вырывались клубы пара,
а копыта взрывали снег, так, что светлое легкое покрывало, казалось,
кипело. Она слышала скрип кожаной упряжи, злые окрики и многочисленные
проклятия всадников - склон доносил до нее каждый звук, словно резонатор.
Она попыталась игнорировать эти звуки и снова услышать пение рогов, но
всадники внезапно развернулись на холме и, разметая снег, помчались к
деревьям - прямо к ней.
Когда их лица стали отчетливо различимы, Териза увидела в них
яростную ненависть, жажду пролить кровь. Длинные мечи, казалось, сами
вылетели из ножен и взметнулись в высоко вскинутые руки всадников. Эти
люди собирались втоптать ее в снег, уничтожить.
Она неподвижно застыла, ожидая. Воздух был пропитан холодом, резким,
как пощечина, и мучительным, словно заноза. Она не знала, все равно ей или
нет, что во сне она будет убита. Может быть, это наконец покончит с
пустотой в ее жизни. В ней поднималась лишь слабая волна жалости; она не
услышит снова звуков рогов и не узнает, почему они заставляют так
трепетать ее сердце.
И тут среди деревьев с черными стволами появился мужчина и стал между
ней и всадниками. Он был безоружен и не защищен броней - его одеяние
состояло из широкого коричневого плаща, штанов из того же материала,
кожаных ботинок, - но он не колебался и рискнул собой, встав на пути
лошадей. Когда первый всадник взмахнул клинком, мужчина резко рванул
скакуна за поводья, и лошадь, потеряв равновесие, сбросила седока на
второго атакующего. Оба, и лошадь и всадник, повалились наземь, поднимая
густые, как туман, облака снега.
Когда ветер несколько развеял снег, Териза увидела, что ее защитник
завладел клинком одного из нападавших и проткнул им другого. Он управлялся
с мечом неуклюже, хотя и с кипучей энергией, и было ясно, что он не знаком
с искусством фехтования, но зато не колебался. В результате яростной атаки
он пригвоздил своего соперника к стволу дерева прежде, чем тот успел снова
вскочить в седло.
Наблюдая за схваткой, Териза увидела, что последний, третий из
нападавших, заехал за спину юноши, выступившего на ее защиту, - конь уже
стоял в положении для нанесения удара, меч, удерживаемый обеими руками,
высоко занесен. Хотя она не понимала, что происходит, она знала, что
должна что-то сделать. Простая жалость и благодарность к ее защитнику уже
должны были бросить ее по направлению к всаднику. Он не смотрел в ее
сторону, и наверняка она смогла бы ухватить его за пояс и стащить из седла
прежде, чем он успеет нанести удар.
Но она не сделала этого. Она представляла себе это, но лишь небольшая
морщинка появилась на ее челе, пока она пребывала в неподвижности. Именно
таково было обычное течение ее жизни - тупое ничегонеделание. Единственно,
что ее оправдывало, так это неуверенность в своем собственном
существовании. Как она могла при этом действовать? Действие - для тех, кто
не сомневается в своем физическом присутствии в этом мире. В течение
двадцати с лишним лет жизни возможностей для действия у нее было так
немного, что она обычно не распознавала их, пока они не оставались в
далеком прошлом. Она не знала, как заставить двигаться свои ноги.
А тот человек, ее спаситель, бросившийся защищать ее лишь потому, что
на нее напали, не сознавал опасности; он пытался вытащить клинок из тела
убитого, упавшего ничком.
Вызывая потрясение у себя, у всадника и в резком холодном воздухе,
она крикнула:
- Берегись!
Стремление предупредить об опасности швырнуло ее в сидячее положение.
Она находилась в собственной постели. От крика болело горло, от
непривычного ужаса кровь бежала как в лихорадке.
Она увидела себя в зеркалах спальни. Освещенная ночником,
находившимся на стене за постелью, она была не более чем тенью,
отражавшейся в зеркалах вокруг нее; но она снова была собой, той самой
тенью, какой была всегда.
И несмотря на то, что пульс ее бился учащенно, а по лицу струились
капли пота, ей показалось, что сквозь неприятные шумы города она слышит
дальнее пение рогов, слишком слабое, чтобы быть уверенным на сто
процентов, - и слишком знакомое, чтобы игнорировать этот зов.

Естественно, ничто не изменилось. На следующее утро она проснулась,
когда зазвонил будильник, и ее отражение в зеркалах было таким же мятым и
тусклым, как обычно. Хотя она какое-то время поизучала свое лицо, пытаясь
понять, почему люди на лошадях могли так сильно ненавидеть ее, оно
казалось таким же безжизненным и ничего не выражающим, как и всегда -
настолько, что она даже изумилась, обнаружив, что зеркало все еще отражает
ее. Может быть, она уже начинает исчезать? Может быть, в один прекрасный
день она проснется, глянет в зеркало и не найдет там ничего? Возможно, но
не сегодня. Сегодня она выглядела такой же, какой себя помнила, -
прекрасно сложенной, но никому не нужной и немного печальной.
Поэтому она как обычно приняла душ, оделась в простую юбку и
просторный свитер, в которых предпочитал ее видеть отец, поела как обычно
- глядя на себя в зеркало, пока откусывала кусочки тостов - и, надев плащ,
покинула квартиру и отправилась на работу. Ни в ее внешнем виде, ни в
апартаментах, когда она покидала их, ни в лифте, который опустил ее вниз,
в холл ее дома, не появилось ничего необычного.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21