— Они согласились?
— Конечно. Это же самоочевидно. Мне вроде немного лучше. Этот тип что-то говорил про кофе.
— Да, скоро принесет. Но если ты разочаровался в марксизме, то какого черта ты здесь делаешь? Что мешает тебе возвратиться на Запад?
— Мне снова хуже. Рано радовался.
— Роупер, оставь свои глупости. Дома тебя встретят с оркестром. Неужели ты не понимаешь, что, помимо прочего, это будет еще и прекрасным пропагандистским спектаклем! И всего-то надо—перемахнуть через эту стену. Я прихватил для тебя фальшивый паспорт и бороду.
— Накладную бороду? Это… Это…—Он снова зашелся в кашле.
— В порту стоит британское судно «Полиольбион». Завтра мы будем в Стамбуле. Давай, Роупер. Перелезть через эту стену ничего не стоит.
— Хильер…—Голос Роупера был совершенно трезвым.—Пойми, Хильер: я никогда не вернусь в Англию, даже если мне предложат сотню тысяч фунтов в год.—Он помедлил, словно предоставляя Хильеру возможность подтвердить, что примерно эта сумма и предлагается в письмах, о которых тот говорил.—Поверь, правительство тут ни при чем. Все дело в истории.
— Господи, Роупер, что за глупости!
— Глупости? Ты считаешь, что это глупости? Английский корабль, как он называется?
— «Полиольбион». Но при чем тут…
— А должен был бы называться «Коварный Полиольбион». Здесь есть прекрасные историки, которые, уверяю тебя, относятся к своему делу гораздо серьезнее, чем их коллеги из Коварного Полиольбиона. Они разобрались в истории моего предка, убитого за веру. Они сказали, что я этого никогда не сумею забыть, и могу поклясться, они правы. Твоя утопающая в цветах—чтоб ей пусто было!—промозглая страна живет по принципу «что прошло, то прошло». А для меня он живой, я—плоть от плоти его, я вижу, как его лижут языки пламени, как он вопит от боли, а вокруг—гогочущая толпа. И ты хочешь, чтобы я об этом забыл, чтобы я сказал, мол, конечно, это была ошибочка, но, право, не стоит ссориться, господа, пожмем друг другу руки, отправимся-ка в ближайший паб и выпьем тепленького английского пивка с шапкой пены!
— Но так и есть, Роупер! Мы не должны ворошить прошлое. Надо избавиться от этого груза. Что мы сможем сделать, если все время будем тащить на хребте своих мертвецов?
— Жертвы истории ей не принадлежат. Часы Эдварда Роупера остановились без двух минут четыре. В тысяча пятьсот пятьдесят восьмом году. Сгорая, великомученики зажигают в людях огонь надежды. Возможно, этот несчастный и заблуждался, но в жизни, а не в мечтах. Ведь мечтал он о всемирном единении, о людях, избавленных от грехов. Он предвидел, что Европа расколется на множество государств, маленьких, нечестивых, ощетинившихся друг на друга; он предугадал все: ростовщиков, капитализм, опустошительные войны. Ему виделись широкие горизонты.
— Уж не русские ли степи?
— Смейся сколько угодно. Ты всю жизнь только и делаешь, что смеешься. Никогда у тебя не было ни одной серьезной мысли. Потому-то ты душой и телом предан подлецам-англичанам.
— Я сам подлец-англичанин. И ты тоже.—Хильер вздрогнул.—Что это за шум?
— Дождь, обыкновенный дождь. Здесь не моросит английский дождичек, не выглядывает худосочное английское солнышко. Здесь все с размахом.
Дождь колошматил по крыше революционными кулаками.
— Прекрасная погода,—сказал Хильер. — Идеальная для побега.
— Вот, вот… Капиталистические интриги, засады, шпионы, войны. Пистолеты и погони. Накладные бороды. Здесь я занимаюсь покорением космоса, а кому это нужно на Западе? Никому! Пыталась когда-нибудь Англия запустить человека в космос? Так что не смеши меня,—закончил Роупер угрюмо.
— Мы не можем себе этого позволить,—крикнул Хильер в ответ.
Дождь сделался просто оглушительным.
— Согласен!—крикнул Роупер. Выглядел он значительно лучше, словно только и ждал дождя.—Но зато вы можете себе позволить состоять в паскудном НАТО, строить баллистические ракеты, засылать шпионов… Вот, читай!—Он пошарил за пазухой и извлек оттуда изогнутую фотокопию какого-то документа. — Как только меня одолевают сомнения, вспоминаются зеленые луга—будь они неладны!—и английские солдаты, нянчащие детишек, и то, что у вас называется законностью, демократией и игрой по правилам; как только я вспоминаю палату общин, Шекспира, собачек королевы,—я перечитываю этот документ. На, прочти, прочти!
— Послушай, Роупер, у нас нет времени.
— Читай, иначе я закричу, и тебя схватят.
— Ты и так кричишь. Сегодня русский дождь работает на меня. Ну, что там у тебя?
— Выдержка из книги Хирна «Страстотерпцы Британии». Я и не слышал никогда об этом исследовании. А у них, в Москве, оно, оказывается, имеется. Читай:
— «Эдварда Роупера привезли на рыночную площадь на телеге,—начал читать Хильер.—Там собралась огромная толпа, в которой было немало детей, приведенных родителями поглазеть на кровавое, огненное зрелище. На Роупере была только рубашка, короткие штаны и рейтузы. При его появлении народ принялся кричать: „Смерть негодяю!“, „Богохульник!“, „Смерть еретику!“, „В огонь его!“. Роупер улыбнулся и поклонился, но это было воспринято как издевка и лишь сильнее разожгло ненависть толпы. Вокруг столба, к которому должны были привязать Роупера, мужчины сваливали хворост; займется он быстро, поскольку последние несколько дней стояла сухая погода. Когда Роупера — по-прежнему улыбающегося — стали подталкивать к столбу, все вдруг услышали его ясный, спокойный голос: „Раз уж мне не суждено уйти от своей судьбы, то я приму ее безо всякого грубого принуждения. «Не дотрагивайтесь до меня“. Не понукаемый палачами, он твердыми шагами приблизился к столбу, ветви древа Христова.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79