—Говорят, там очень хорошо.
Реакция Клары на его слова выразилась в еще более бурных слезах.
— Я хочу пригласить вас с братом к себе в каюту на чай. Попьем чайку, перекусимвы же почти ничего не ели, а сейчас уже половина пятого. Хорошо? Я вам что-то расскажу, что-то интересное.
Она подняла на него заплаканные глаза. Он сам на себя удивлялся: дядюшка Хильер зовет малышей попить чаек. А ее очаровательные слезы—их без труда можно было бы использовать, чтобы посвятить ее в самое нежное и утешительное из всех таинств. Нет, он этого не сделает, перед ним не цветущая девушка, а плачущая дочурка.
— Передайте мое предложение Алану, хорошо? Скажите, что я хочу поделиться с вами одним секретом. Мне кажется, что вам можно доверять.
А сам-то он был ли достоин доверия? Книги считали, что нет: «Благоуханный Сад» со злобной подозрительностью следил за ним сквозь душистые заросли.
— Так, значит, придете? Она несколько раз кивнула.
— Сожалею, но мне пора уходить,—сказал Хильер. Он запечатлел на ее лобике невинный поцелуй; девушка не противилась. Хильер вышел, и книги, как псы, зарычали ему вдогонку.
Он отправился в лазарет и сказал санитару, что разбил свой шприц.
— Я диабетик,—пояснил Хильер.—Нельзя ли купить у вас другой шприц?
Шприц был подарен Хильеру с очаровательной щедростью—морское братство!
— Как там наш бедняга?—спросил он шепотом. Хильера заверили, что не произошло никаких изменений. Не исключено, что он еще долго так промучается. Может, дотянет до Ярылыка? Вполне вероятно. Тогда его надо отправить на берег. У русских неплохие больницы. Выходит, сможет выкарабкаться? Кто знает. Хильеру полегчало: хотя бы об одном из фантастических планов можно забыть. Придется импровизировать. Вступим в бой, а там уж подумаем о стратегии. Вернувшись в каюту, он подверг себя болезненной процедуре по возвращению прежней внешности. Оказалось, выражение лица восстановить труднее, чем его черты: «Джаггер» было, скорее, названием стиля поведения, чем именем человека. Но все-таки псевдоним надо сохранить. На корабле он Джаггер, а Хильер — это для дома. Для дома престарелых, для дома алкоголиков, для дома отставных шпионов. А что касается «дома» tout court, то еще следовало определить для себя, что же это такое.
8.
— У вас изменился цвет глаз,—удивленно сказала Клара.
Она переоделась и предстала теперь перед Хильером в брюках из шотландки и в простой зеленой футболке. Алан был все в той же «рубашке-газете». На Хильера угрюмо смотрел заголовок: «Полиция предупреждает: этот человек способен на убийство».
— Хорошо, что вы отказались от своих седых усов,—похвалил Алан.—Так значительно лучше.
Алан сложил на груди руки, и заголовок исчез. Хильер наполнил чашки. Вам обоим с лимоном? О, у вас изысканный вкус. Сам он предпочел сладкий чай со сливками. Рист обеспечил гастрономическое разнообразие: бутерброды, пирожные, печенье, горячие сухарики, шоколадный рулет и торт с грецкими орехами.
— Бутерброд?—предложил Хильер.—С семгой. С сардинами и помидором. С огурцом.
— Мы не едим хлеба, — ответили они хором.
— Да, мне говорили. Но когда-то ведь надо попробовать. Новые впечатления, nouveau frisson. Откусите, не бойтесь.
Но они решили не рисковать и ограничились сладостями.
— Об упадке цивилизации можно судить по ухудшению качества хлеба,—назидательно произнес Хильер.—Английский хлеб есть невозможно. Для состоятельных людей хлеб доставляется самолетом из Франции. Вы не знали? (Нет.) На кораблях хлеб еще ничего, пропеченный, а не моченый, как на суше. Похоже, цивилизация только и сохранилась, что на кораблях, плывущих из ниоткуда в никуда.
— Все равно муку используют нашу,—сказал Алан.
— Как он? — спросил Хильер.
— Плывет из ниоткуда в никуда. Никаких изменений. Кстати,—злорадно добавил Алан,—со своим итальяшкой она расплевалась. Теперь учится нырять под руководством другого типа, норвежца вроде бы. Загорелый, мускулистый—то, что надо.
— Она неравнодушна к мужчинам?
— Этот у нее с дома. Постоянный. А папа делал вид, что ничего не замечает. Он считает, что надо хоть кому-то доверять. Жена для этой роли подходит.
— А у вас жена есть?—спросила Клара.
— Нет,— опередил его Алан,—ни жены, ни детей. Одинокий волк. Бродит себе по свету, то за одного себя выдаст, то за другого. Теодореску мне о вас все рассказал.
— Неужели?
— Да, и сказал, что вы бабник.—(Клара встрепенулась.)—Он мне подарил фотоаппарат. Последнюю японскую модель. Называется «мионичи». Посоветовал следовать за вами по пятам и фотографировать, как вы морочите голову женщинам.
— Наверное, завидует. Сам-то он к женщине и подойти не может.
— Не может,—согласился Алан и заерзал на стуле, словно испытывая легкое недомогание.—Или не хочет.
Повернувшись к сестре, он вдруг с презрением сказал:
— Вот еще такая же. Книжки про Содом читает. Вместо секса в постели—секс на бумаге.
— Зато безопасно,—сказал Хильер.—Мистер Теодореску говорил еще что-нибудь обо мне?
— Он ужасно торопился. Наклюнулась возможность проглотить какую-то фирму, и он срочно улетел на вертолете. Но мне и не надо ничего говорить: я уверен, что вы шпион.
— Звучит как оскорбление,—сказал Хильер, подливая чаю.—Я предпочитаю слово «разведчик».
— Так, значит, вот вы кто,—сказала Клара.
— Да, вот я кто. А что?—работа не хуже других. Между прочим, для нее требуются лучшие качества: смелость, изобретательность, высокий патриотизм и умение…
— …залезать под юбку,—добавил Алан.
— Иногда.
— Почему вы решили признаться—спросила Клара.
— Раньше или позже он бы все равно признался. По крайней мере—мне.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79