Если у тебя дома есть что-нибудь, от чего ты бы хотел отделаться, дай мне знать, я все, что могу, сделаю.
Ничего у меня не было. А если б и было, я не собирался попадаться на такие старые трюки. Во всяком случае, я решил, что это те самые трюки.
– Ладно. Спасибо.
В полдень я не вышел, хотя чертовски хотелось курить. Я боялся, что, если я буду расхаживать по двору, у меня будут слишком заметно трястись коленки. Да и здесь, внутри, я чувствовал себя в большей безопасности.
Пробило час. Два. Полтретьего. Час до конца. Я чувствовал, что так просто мне отсюда не выйти. Скорее небо обрушится, чем я выйду отсюда на волю. И вдруг все мне стало до лампочки. Страх как рукой сняло. Я уже напереживался и настращался выше крыши. Все вдруг куда-то провалилось. Может, с вами такое тоже случалось.
Три часа.
Зазвонил телефон. Мун взял трубку. Он старался как можно быстрее подбегать к телефону, потому что мать его совсем извела. Я взмолился, чтоб на сей раз это была не мама. Не то что бы это что-нибудь изменило, чему быть – тому не миновать, но мне страшно не хотелось, чтоб именно сейчас это была мама. Я бы не хотел уходить отсюда и чувствовать, что Мун ненавидит меня лютой ненавистью.
– Как насчет дефицита по крылу, Дилли? – спрашивает он со своей обычной флегматичностью. – Можешь подготовить?
Я киваю. А потом по той простой причине, что я привык, чтоб все было в порядке, что, пока я жив, я вечно буду все улучшать и доводить до конца то, что считаю надо довести до конца, говорю:
– Почему бы нам не увязать с этим поставляемые детали? Я тут все ломал голову, с какой стати мы попусту мучаемся с самолетными запчастями, когда у нас нет клепальных станков и всего такого прочего, чтобы соединять их в один комплекс?
– Отлично, – говорит Мун. – Ступай попроси Вейла дать отчет по их дефициту. – Поворачивается и, не говоря ни слова, уходит.
Я поднимаюсь с табурета и иду в отдел поставок. Вейл как раз взвешивает болты на весах. Баскен возится с мешками.
– Ты о чем, Красный? – говорит мне Вейл.
– Мне нужен отчет по дефициту на крыло, – говорю я.
– А на кой черт тебе, Красный?
– Нужно, чтобы...
– Чтобы послать в Россию, так, Красный?
– Послушай, – говорю. – Мун велел мне... – И при этих словах подпрыгиваю аж до потолка.
Поворачиваюсь, стоя чуть ни на карачках, задохнувшись от боли. Если б кто знал, какая адская боль от этих проклятых шишек. Сзади стоит Баскен с метлой в руках и тычет в меня концом палки, мерзко хихикая:
– Ха-ха. Чего это мы так распрыгались, Красный? Так, чего доброго, бомба вывалится из...
Вырвал я метлу у него из рук и что есть силы по голове. Вернее, метил по голове. Он повернул голову, и жесткий соломенный жгут стегнул его по физиономии, тут же брызнула кровь. Я, конечно, немедля пожалел о содеянном. Но Вейл не мог выбрать более подходящего момента, чтобы ляпнуть такое, от чего я окончательно потерял голову:
– Конечно, только и можешь, что на маленьких нападать!
Словом, я приложил и его. Но на этот раз точно по голове. И тут как из-под земли вырастает Гросс и всех отталкивает. Можно подумать, что он только этого и ждал, чтобы до всех добраться.
– Дайте-ка мне, ребята. Дайте-ка мне разделаться с этим красным сукиным...
Тут я его достал. Не метлой, а двухфунтовым мешком с болтами. Ума не приложу, как он остался жив.
И тут появилась охрана.
Глава 25
– Когда вы вступили в коммунистическую партию, Диллон?
– В конце 1935 года. Месяц не помню.
– Какие были мотивы?
– Обычные. Я был разочарован в двухпартийной системе.
– Никаких других соображений?
– Других? Если только хорошие беседы. Я слаб на хорошие беседы.
– Вам не платили за это денег?
– Вот уж наоборот.
Он был моложе меня, этот парень из ФБР. У него были светлые волосы, зачесанные со лба назад, а таких кротких голубых глаз я в жизни не встречал. Кроткие, пока ты не встретился с его пристальным взглядом. Тогда тебя внезапно осеняло, что в них есть что-то совсем другое.
– Диллон – это ваша настоящая фамилия? – спрашивает шеф заводской охраны.
– Вы видели мое свидетельство о рождении.
Шеф с силой стукнул передними ножками стула об пол и взмахнул всей пятерней:
– Я спрашиваю: Диллон – ваша настоящая фамилия?
– Пусть мистер Рейнолдс продолжает, – вмешивается Болдуин, нахмурясь.
– Вы говорите, что вышли из партии?
– Да. Весной тридцать восьмого года.
– Какие были причины?
– Дома из-за этого была вечная смута. Жена и дети у меня католики.
– Разве они не были католиками, когда вы вступали в компартию?
– Это была не единственная причина. Многие из тех, кого я лично знал, ушли. Без них все стало не так.
Рейнолдс посмотрел мне в глаза, и я не мог отвести взгляд.
– Каковы настоящие причины, по которым вы вышли?
– Я же сказал.
– Нет, не сказали.
– Ну ладно, – говорю. – К этому времени я стал здорово пить. И они не хотели иметь такого в своих рядах.
– Так вас исключили?
– Нет, но дали понять.
Шеф нагнулся в мою сторону:
– А не случись этого, вы бы и сейчас были в партии?
Вмешался Болдуин:
– Никто не может ответить на такой вопрос, шеф. Я бы не смог, скажем, сказать, что бы я делал сейчас, сложись обстоятельства иначе. Я не тот же сейчас, каким был когда-то.
– Кроме того, – вступил Рейнолдс, и вялое подобие улыбки мелькнуло у него на лице, – не думаю, чтобы мистер Диллон ответил нам что-нибудь такое, от чего у нас возникло бы предвзятое отношение к нему.
Я промолчал. Улыбка так же быстро слетела с его губ, как и появилась.
– Вы работали в авиапромышленности до того, как пришли сюда?
– Никогда.
– Вы что-нибудь об этом знали?
– Нет.
– Будьте любезны, Болдуин, покажите мне послужной список Диллона.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67