С ним не пропадёшь, любое дело будет под силу. Улыбнулся солдат, представив лейтенанта в эту минуту. Вот он зашёл в блиндаж, взглянул на предмет, оказавшийся в его руках, поднёс к свету. Не один час провёл Номоконов за любимым занятием. Когда приходили в блиндаж посторонние командиры, переставал он точить кусок чёрного дерева, прятал: всё-таки не фронтовое это дело. И лейтенанту Репину не показывал. Великий музыкант, о котором рассказывал командир,
теперь совсем как живой. Пусть посмотрит лейтенант на работу своего снайпера, полюбуется. Наверное, нежный напев скрипки слышится сейчас в блиндаже. О желанном мире на земле рассказывает скрипка, о счастье и верности.
Выписка из газеты Северо-Западного фронта «За Родину»: «Бывший охотник из Забайкалья, тунгус Семён Данилович Номоконов стал на фронте искусным снайпером. Усвоив теорию стрельбы, изучив винтовку с оптическим прицелом, он сделался грозой для фашистских захватчиков. К середине февраля народный мститель истребил 106 немецко-фашистских захватчиков.
Указом Президиума Верховного Совета СССР от 22 февраля 1942 года С. Д. Номоконов награждён высшей наградой Родины-орденом Ленина».
НА УГРЮМОМ ХИНГАНЕ
В конце сентября 1945 года по пыльной дороге, петлявшей по склону Большого Хинганского хребта, резво бежала маленькая, с длинной косматой гривой лошадка. В двухколесной тележке сидел человек в солдатском бушлате. Позванивал колокольчик, подвешенный под пёстрой раскрашенной дугой. Ездок натягивал вожжи и ласково приговаривал:
— Шевелись, Шустрый. Маленько осталось.
На последнем, очень крутом перевале, где на каменном постаменте застыл Т-34 — памятник героическому маршу танкистов Забайкальского фронта, — остановилась тележка.
Была пора листопада. Сыпались мягкие иголки с могучих лиственниц, вцепившихся корнями в огромные мшистые валуны. Кружились, падали на землю листья берёз и осин. Далеко внизу расстилалась жёлтая степь. Свежий ветер принёс запах полыни и дымок горевшего кизяка. Ездок спрыгнул на землю, огляделся по сторонам, прислушался, уловил глухой монотонный шум, доносившийся слева, от скалы, и стал распрягать коня.
Это был Номоконов.
Здесь, возле водопада, низвергающегося с высоты, он в последний раз выстрелил из снайперской винтовки.
Проехать мимо этого места нельзя. Номоконов спутал ноги коня, пустил его пастись, сходил к источнику и набрал в чайник воды. Неподалёку росла кривая берёзка, подходящая для таганка, но солдат отправился далеко в чащу и срубил осинку.
Родовой закон запрещает рубить деревья с белой корой, те, которые плачут светлыми прозрачными слезами. Но если не обойтись без берёзки тунгусу — случается в пути такое, надо обязательно поговорить с деревцем, обречённым на смерть, и попросить у него прощения.
— Не для забавы, а для дела нужна…
Номоконов улыбнулся. Войне-конец, охота закончена. Теперь по закону тайги надо хорошенько помыться, сделать отметки на оружии и мысленно попросить прощения перед богом:
— Из-за нужды побил… Жить надо семье.
Нет, не для очищения от грехов остановился Номоконов у места, где он последний раз выстрелил в человека. Солдат присел на валун и, разговаривая сам с собой, долго смотрел с высоты на жёлтую степь, на серенькую цепочку далёких гор.
— Наши места начинаются, забайкальские. Однако скоро дома буду.
Что расскажет снайпер седым людям, которые, провожая его на фронт, наказывали бить фашистов по-сибирски, с упорством и смёткой таёжного народа?
Все время было некогда. А теперь, недалеко от родимой земли, можно отдохнуть, все вспомнить и подвести итог «таёжной бухгалтерии». Теперь Номоконов грамотный, учёный. За время войны хорошо научился читать, в госпиталях, бывало, и книжки осиливал. Потихоньку-помаленьку, а глядишь, и прочитана.
На плечах погоны старшины. А позади огромный и трудный путь — в полмира. В полевой сумке «Памятка снайпера», и в ней уже нет места для записей.
В Старорусских лесах в дни отступления он объявил гитлеровцам дайн-тулугуй. Понимает снайпер: миллионы советских людей объявили тогда беспощадную войну фашизму. Они давали слово победить, и они — победили.
Совесть снайпера чиста, как этот родник, стекающий со скалы. Врагов, ринувшихся на землю Родины, терзавших её живое тело, истреблял он.
…Встреча с лейтенантом Репиным, первый выход на снайперскую охоту, учёбу… Грозой для врагов стал человек из тайги. К маю 1942 года он уничтожил 150 фашистских захватчиков. Тогда и посвятил ему свои стихи поэт В. И. Лебедев-Кумач:
Вот мастер снайперской науки,
Фашистской нечисти гроза.
Какие золотые руки,
Какие острые глаза!
Он сочетает и уменье,
И выдержку большевика.
Он бьёт, и каждой пули пенье
Уносит нового врага.
Он бьёт — и насмерть поражает,
И, помня Родины приказ,
Он славный счёт свой умножает
И неустанно приближает
Победы нашей славный час.
Умножил свой счёт снайпер. Поблекли записи в «Памятке», сделанные лейтенантом.
Отомстил Номоконов и за смерть своего друга Тагона Санжие-ва. Вот запись, сделанная женским почерком: «Немецкий снайпер уничтожен».
Все случилось тогда, как и предполагал Номоконов. Рано утром, в ответ на первый же выстрел Поплутина, ударил гитлеровец, накануне сразивший Санжиева. Во время выстрела фашистский снайпер чуть приподнялся, и в это мгновение ударила его пуля Номоконова, залёгшего справа, всего метрах в двухстах от дороги. Весь день, зарывшись в камнях, никого не подпускал зверобой к месту, откуда прозвучал один-единственный выстрел, а как только стемнело, быстро, чтобы опередить немцев, пополз к дороге — до боли хотелось убедиться в точности своего выстрела.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71