Много озёр, камышей… Есть островки и заросли густого леса, бугры с одиночными деревьями, обгорелые пни. На бумаге у лейтенанта болотом зовётся долина, лишь местами проходима она для войск. Правильно, не разместить здесь много людей, не разбегутся и танки. На склонах высот, круто спускающихся к низине, зарываются в землю главные силы обеих сторон.
— Вёрст пяток «нейтралке», — прикинул солдат.
Понимает Номоконов, чувствует: кипучей, хоть и тайной, жизнью наполнена долина. Сотни глаз осматривают «ничейную» землю. Затаились в низине стрелки и наблюдатели. Ночами обе стороны выдвигают за передние края отряды охранения, секреты. Что это мелькнуло в ельнике? Наши поползли или фашисты крадутся?
Много захватчиков полегло возле деревень и городов, на высотах и на лесных дорогах, видел солдат груды разбитого немецкого оружия. На пути отступления встречались и более гиблые, чем эта долина, места. Но нигде враги не рыли глубоких окопов и траншей, не ставили землянок и блиндажей. Нет, не только сырая падь заставила фашистов крепко взяться за топоры и лопаты. Погоди, погоди…
Знает Номоконов и другое: в жестоких боях поредели ряды его полка, устали люди, тоже потеряли много оружия. Слышал, соседние части совсем ослабли, в тыл ушли, на пополнение. Нелегко кругом. Нечего время терять, надо действовать. А делянка добрая, видать, охотиться можно, правильно сказал лейтенант… Простор кругом, раздолье.
Весь день Номоконов осматривал свой квадрат, а вечером, увидев, что группа стрелков готовится к выходу за передний край, подошёл к командиру взвода и попросил у него с десяток патронов.
— Зачем?
— Цель, да не одну, увидел, лейтенант. Пора охоту зачинать…
— Патронов маловато просите.
— Давай больше, унесу. Привык жалеть патроны, всегда нуждался. Чего ждать? Пять дашь — пятерых и завалю. Отпускай, лейтенант.
— Где цель увидели?
— Который лес прямо есть, оттуда глянули. Не наши каски… Шмыг и спрятались. Можно на бугорке лечь, перед круглым лесом… где дерево сломалось. Водятся на моей местности фашисты.
— Рассказывайте маршрут движения.
— Это как?
Командир взвода стал расспрашивать о рельефе, секторах, ориентирах, но эти слова не понимал солдат.
— Как доберётесь до места охоты? — спросил Репин. — Мимо чего пройдёте, какие озера и пеньки минуете? Я должен точно знать, где вы остановитесь. Чтобы вас за фашиста не приняли наши. Понимаете?
— По-своему сперва зачну, — стиснул винтовку Номоконов. —Не сумлевайся. Однако, так буду добираться. Значит, свои ловушки под бугром, а потом сотни три шагов до воды.
— Двести метров от заграждения до первого озера, — поправил лейтенант. — Потом?
— У грязного места в сторону возьму, — повёл локтем Номоконов. — На эту руку.
— Почему?
— Иначе не пройдёшь, зыбун, на сухой рукав тронусь, там старая тропа.
— Как найдёте ночью перешеек? — посмотрел на карту Репин.
— Обыкновенно, — сказал Номоконов. — Я в темноте возле воды к сохатому подбирался, зверя обманывал. Щупай ногой землю и ходи.
— Дальше?
— Потом опять вода. Мелкая, с травой… Потом по кошеному можно, ровным ходом. На сухом месте окажусь — вот и есть бугорок с поломанным деревом. Круглый лес напротив — шагов сотни три.
— Островок леса, ельник, — сказал Репин.
— Ещё погляди, лейтенант. Не видно отсель, а за круглым лесом — падушка должна.
— Поляна.
— А там снова лес побежал, повыше… Сосняк на краю. Теперь снова погляди в бумагу, лейтенант. За сосняком канава есть. Большая, глубокая. Далеко тянется, должно, делянкам по трём.
— Овраг, — сказал лейтенант. — Это уже там, под немецким краем. Три тысячи двести метров до него, четыре квадрата пересекает. Чего мудрите? Бывали там?
— Нет, командир, — покачал головой Номоконов. — Это я на лес глядел. Здешний тоже признает — рассказывает. Вали сюда, говорит, за соснами большая канава есть, туда обязательно фашисты выйдут. Вот там… По-нашему, сидку будут делать, скрадок.
— Далековато, — не согласился Репин. — На первый случай давайте так. Вы пойдёте за передний край — до бугра со сломанным деревом. Заройтесь там, хорошенько осмотритесь днём, все обдумайте. Я пойду с вами, провожу. Только учтите: если собьётесь с маршрута, закружитесь, плохо укроетесь — немедленно отправлю в блиндаж.
— Ну-ну…
Хмурый, недовольно бормоча что-то про себя, Номоконов стал собираться. Развязав вещевой мешок, он вынул из него какой-то предмет и подошёл к лейтенанту.
— Свой, поди, возьму? — бережно развязывал солдат чистенькие тряпицы, закрывавшие большущий чёрный бинокль. — Вот он, гляди. Тоже голову чесал, не верил.
— Ух ты! — прищёлкнул языком Репин, рассматривая трофей. —Цейсовская штучка, многократная… Правильно, бинокль — офицерский! К делу приберегли, Семён Данилович, пригодится. Оказывается, вы давно в мой взвод собирались?
— Для тайги сохранял, для колхоза, — вздохнул Номоконов. — В наших местах с такой штукой богачом можно стать. Для охоты, для мирной жизни завернул, для общей пользы. А вот не видно своего села, далеко… Приходится доставать. Правду говоришь: давно думал за фронтовую охоту взяться, только подходящих командиров искал. Всяким не показывал своё оружие.
Веселее стало в блиндаже, а лейтенант нахмурился. Строго покашливая, долго наставлял он стрелков и ровно в полночь вывел их из блиндажа. Сапёры провели группу через проволочное заграждение, по проходу в минном поле. Все тихо разошлись в разные стороны. Лейтенант пропустил Номоконова вперёд и пошёл вслед за ним.
Вот и квадрат шестнадцатый.
Не знал зверобой цифр большого счета, не считал в тайге своих шагов, никогда не ходил с компасом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71