Теперь настала наша очередь. Ты для меня — всего лишь вещь.— Как тебя звали раньше?— Тебе хочется знать, как меня называли угнетатели-мужчины?— Именно.— Роберта Кауфманн.— Не была ли ты замужем за бухгалтером?— Была. Он был свиньей. К счастью, он погиб.— Давно?— Пару дней назад. Наверное, пал жертвой капиталистического заговора, в котором сам играл грязную роль.— Я вижу, ты отлично обходишься без него.— Потому что не соглашаюсь на уготованную мне рабскую долю.Внизу сидящий за столиком консьерж сообщил мисс Кауфперсон, что «этот человек дожидается снаружи».— Боже правый! — воскликнула мисс Кауфперсон. — Вот ведь привязался, как зубная боль!Римо и Сашур вошли в лифт и спустились в подземный гараж.— Придется воспользоваться моей машиной. Вообще-то я предпочитаю ездить на такси, потому что в этом городе негде припарковаться. Ладно, поедем. Терпеть не могу появляться на машине в отсталых с социально-экономической точки зрения районах, где угнетенный люмпен-пролетариат в борьбе за свободу вымещает свой гнев даже на таких символах больного общества, как автомобили.— Что? — не понял Римо.— Черномазые снимают ниппели с колес.— Я думал, что мальчишка Девар — белый.— Белый. Он живет в высотном доме, но по соседству с трущобами. Это не то, что здесь.— Сколько ты платишь за квартиру в месяц? — спросил Римо.— Бешеные деньги: полторы тысячи.— И это на учительскую-то зарплату?— Конечно, нет! Уж не думаешь ли ты, что наше прогнившее общество предоставит учителю возможность пользоваться роскошными апартаментами?— Как же ты выходишь из положения?— А вот так. Я нашла способ!— Какой?— Я эмансипированная женщина и знаю, как раздобыть деньги, но тебя это не касается.— Как раз наоборот, — сказал Римо. Поначалу она подумала, что он собирается заняться с ней любовью прямо в лифте, но когда боль стала нестерпимой, она поняла, что ошиблась.— Так откуда ты берешь деньги? — спросил Римо.— Бракоразводный контракт. У этого олуха водились деньжата.Римо ослабил хватку.— Ну что, теперь доволен, свинья ты этакая? — прошипела Сашур, потирая локоть. — Теперь ты знаешь, так что можешь гордиться! В обществе, основанном на угнетении, это — единственный способ для женщины заработать на жизнь, понял, мерзавец? Слушай, а ты не садист?— Садисту нравится причинять боль. Он действует наобум, потому что причинить боль для него самоцель.Далее он объяснил ей, что боль свидетельствует о нормальной работе организма и должна использоваться как сигнальный механизм для мозга.Беда в том, что большинство людей не обращает внимания на первые, слабые сигналы, а потом становится поздно, и им ничего не остается, как страдать от сильной и совершенно бесполезной боли.— Раз тебе нравится боль, получай! — воскликнула Сашур и попыталась заехать Римо в пах подошвой босоножки от Гуччи. Подошва ткнулась в пустоту. Дверь лифта открылась, и Римо помог спутнице подняться на ноги.Она попробовала отвесить ему оплеуху и опять промахнулась. Пинок в живот — и снова промах.— Ладно, твоя взяла, — вздохнула она.В серебристом двухдверном спортивном «мерседесе», заваленном листовками на тему об угнетении бедняков, Сашур потребовала, чтобы Римо пристегнулся. Тот ответил, что чувствует себя безопаснее в свободном парении. Она заявила, что не тронется с места, пока он не пристегнется, и Римо уступил, рассудив, что у него есть шанс уцелеть в аварии даже с пристегнутым ремнем безопасности.Как только ремень защелкнулся, правый кулак Сашур врезался в перетянутое ремнем солнечное сплетение Римо. В отместку она получила кулаком в челюсть.— Животное, — буркнула она и нажала на газ. «Мерседес» вылетел на улицу Чикаго, освещенную лучами заходящего солнца. Воздух, пропитанный выхлопными газами, окрасился в густые багровые тона.Остановившись на красный свет, она застонала.— Тебя нервируют светофоры? — удивился Римо.— Нет. Теперь нам от него не отвязаться.Римо посмотрел в зеркало заднего обзора и увидел лысеющего господина в сером костюме, выскочившего из подъезда дома Сашур и мчавшегося так, словно ему приходилось ступать на раскаленные угли. Он едва не угодил под колеса такси, которое затормозило с душераздирающим визгом, с дымом трущейся об асфальт резины.— Ничего особенного, Джордж! — крикнула Сашур, когда его раскрасневшаяся, перекошенная физиономия сунулась в окно машины. — Между нами чисто платонические отношения. Меня тошнит от твоей ревности! Джордж, познакомься, это Римо. Римо, это Джордж, полагающий, что я готова отдаться первому встречному.— Как ты можешь так со мной поступать? — заскулил Джордж.— Невероятно! Мужская психика не поддается объяснению!— Почему ты меня избегаешь?— Почему, почему... Вот из-за таких сцен. Ты постоянно устраиваешь мне сцены ревности...— Прости.— Каждый раз ты просишь прощения, а потом все повторяется снова.— Ты знаешь, какая нервная у меня работа.— Пошел прочь! — процедила Сашур.Джордж едва успел убрать голову, прежде чем поднимающееся стекло прищемило ему нос. Сашур газанула и проскочила на красный.— Ничтожество! Он бесит меня. До чего же мужчины подозрительны!Римо смахнул се правую руку со своего бедра.— Я не собиралась тебя бить.— Знаю, — сказал Римо. — Что он имел в виду, говоря о том, какая у него нервная работа?— Кто его разберет! Да и какая разница?В шикарном двадцатидвухэтажном здании, напоминавшем кусок белого мрамора, случайно оказавшийся в болоте гетто, привратник остановил Римо и его спутницу. Здесь полагалось сообщать жильцам о посетителях.— Элвина нет дома, — пробурчал в динамике недовольный женский голос.— Скажите ей, что все в порядке:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45