— Римо, вразуми его!Когда охранник уснул, Римо забрал его ключи и вслед за Чиуном направился к лифту.— Наверное, во всем виновата твоя прическа, — предположил Чиун.— Моя прическа?— Ну да. Из-за нее привратник принял тебя за извращенца. Тебе не мешало бы постричься.Лифт остановился посреди длинного коридора, в конце которого находился еще один охранник в форме.— С ним я разберусь сам, — сказал Чиун.— Ладно, — согласился Римо. — Только убирать тела придется тебе самому.— Тел не будет. Я его одурачу.Чиун не спеша направился к охраннику. Римо шел позади. Охранник отъехал в кресле немного назад, чтобы было сподручнее выхватить револьвер. На столике перед ним лежала книга детективных рассказов.— Привет, дружище! — с улыбкой приветствовал его Чиун. — Я отказал себе в удовольствии посмотреть объявленный на понедельник футбольный матч, чтобы навестить здесь своего близкого родственника, некоего Элвина.— Сегодня среда, — отрезал охранник. — Кто пропустил вас наверх?— Любезный джентльмен внизу.— Рокко? Рокко пропустил вас сюда?!— Он нам не представился. Он назвал тебе свое имя, Римо?— Нет. Но он похож на Рокко.— Где ваш пропуск? — рявкнул охранник.— Римо, предъяви ему наш пропуск.— Ах, пропуск!..Когда второй охранник, подобно первому, улегся отдыхать, Римо спросил Чиуна, нет ли у него в запасе других хитроумных идей.— Нет. Все как будто прошло гладко. Я же говорил, что нет нужды утруднять задачи.— Слова «утруднять» не существует.— А жаль.Вдоль стены позади прикорнувшего охранника громоздились полки с бумагами, бланками, канцелярскими принадлежностями, полотенцами, простынями, наволочками и светло-голубыми комбинезонами. Римо прихватил две простыни.Элвин Девар давно спал. Он спал блаженным сном невинного ребенка, лежа на спине, закинув ручонки за голову и слегка приоткрыв рот.— Элвин! Э-э-й!Элвин сел на жестком матрасе. Его просторная одиночная камера располагалась в дальнем конце коридора. Мальчик поднял глаза на решетчатую дверь. За ней стояли две фигуры в белом, почти сливающиеся в полутьме со стеной.— Элвин! Э-э-й!Элвин протер глаза и снова уставился на решетку. Фигуры стояли на прежнем месте: с того бока, где на них падал свет, они казались белоснежными, с противоположного бока — черными.— Кто вы? — неуверенно спросил Элвин.— Призраки убиенных тобою.— Почему же вас двое? Ведь я убил только одного?— Мм... Дух делится надвое. Мы — две половинки.— Глупости! — сказал Элвин. — Знаете что, если вам нужно со мной поговорить, обратитесь к моему адвокату. Мне надо выспаться. Завтра ко мне пожалует психиатр, и я должен быть в наилучшей форме.— Мы явились, чтобы предоставить тебе возможность покаяться в грехах.— Слушай, парень, отнеси-ка свою простыню в прачечную. Оставь меня в покое, а то я позову охрану. Я устал.Элвин Девар снова улегся и отвернулся к стене. Его предупредили, что полицейские не остановятся ни перед чем, лишь бы заставить его заговорить.— Это твой последний шанс, Элвин, — не унимался голос.— Проваливай, понял?Элвин возмущенно тряхнул головой: два психа у двери его камеры затеяли спор.— Так ты говоришь, плохих детей не бывает?— Он не плохой, он лишь дурно воспитан, — пропел смешной голосок, точь-в-точь как в любимой программе Элвина по кунг-фу.Последовавший за этим звук Элвину совершенно не понравился: он напоминал скрежет резко тормозящего поезда, когда металл угрожающе скребет по металлу. Элвин завертелся на койке. Его глаза уже привыкли к полумраку, и он видел дыру в двери камеры, где одна железка уже была оторвана. Низкорослый полицейский в простыне схватился обеими руками за следующую перекладину. Снова раздался мерзкий скрежет железа, и перекладина осталась в руках у низкорослого. Он бросил ее на пол. Высокий вцепился в крестовину, соединявшую нижние и верхние перекладины, согнул ее и отодрал от двери, словно эта была ленточка на подарочной коробке.Неожиданно Элвина Девара осенило, что эти двое — никакие не полицейские. Они ворвались к нему в камеру. Элвин забрался снегами на койку и забился в угол, прижавшись спиной к холодному бетону.— Отстаньте, слышите? Не то я закричу!— Покайся! Покайся!— Уйдите! Уйдите!— Как тебе кажется, в его голосе звучит раскаяние? — спросил высокий у низкорослого.— Мне очень жаль, но, кажется, нет.— Что будем делать?— То, с чего надо было начинать. С чего начал бы любой на нашем месте.Низкорослый, не снимая простыни, ринулся к Элвину, который еще плотнее прижался к стене. Неровности цементной стены больно впивались ему в спину, но он не обращал внимания на боль. Во рту у него пересохло. Сигаретку бы сейчас!Он съежился от страха. Низкорослый поднял его, как невесомое перышко. И уже в следующую минуту, упираясь животом в костлявые колени привидения, он был подвергнут унизительной порке.— Прекратите! Мне больно!— Так и должно быть, невоспитанный, безмозглый щенок! — ответил голос. Певучесть пропала, и голос напоминал теперь рассерженный свист.Высокий наблюдал за экзекуцией.— Кто велел тебе пристрелить Уорнера Пелла? — спросил он.— Мне запрещено говорить! — взвизгнул Элвин.— Вот как? — спросило привидение-коротышка. — А как тебе понравится вот это? — Шлепки участились и усилились.Ничего подобного Элвину еще не приходилось испытывать. Если бы его заранее предупредили, что его ждет такая ночка, он ни за что не сунулся бы в это дело.— Перестаньте. Я все расскажу.Наказание продолжилось.— Все рассказать — еще не все. Ты будешь ходить в церковь?— Буду, буду! Каждое воскресенье. Обещаю!— Будешь стараться в школе?— Буду, буду! Мне очень нравится в школе. Отпустите меня!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45