Корнеев ударил капитана тыльной стороной ладони. Тот обмяк и замолчал, но продолжал пристально смотреть на бывшего координатора. От стыда и жалости к себе Корнеев заплакал.
На вершине гряды появился человек с биноклем, неторопливо оглядел место побоища. Всхлипнув, Корнеев приник к прицелу, навел перекрестье на цель. Медленно выдохнул, как на стрельбище, и начал выжимать слабину спускового крючка. Но страх победил, заставил положить винтовку на мох. Уронив голову на руки, бывший координатор беззвучно рыдал. Капитан морской пехоты, не отрываясь, смотрел на комитетчика.
— Мразь, — повторил он и закрыл глаза.
— Товарищ лейтенант, они теперь что, за нас примутся? — Боец вопросительно смотрел на Давыдова.
— Мы для них угрозы не представляем, вряд ли они попытаются атаковать сопку. До сих пор они действовали очень логично. В штурме поста никакой логики нет, особенно теперь. Кроме того, у нас двое пленных. — Анатолий пытался придать голосу уверенность, которой вовсе не испытывал.
О намерениях диверсантов можно было только гадать. Чужаки за какие-то полчаса разделались с вертолетом и уничтожили атаковавшую их группу, и какие у них теперь планы, знает только Аллах.
Словно откликаясь на вопрос бойца, ожила молчавшая до сего момента «Моторола». Аккумуляторы станции садились, ухудшая качество связи.
— На пригорке, как слышите?
— Хуже, чем раньше, — отозвался лейтенант.
— Начинаем обмен, двух ваших на двух наших. Через пять минут мы выводим заложников, соответственно, вы отпускаете пленных. С нашей стороны стрельбы не будет. Те, кто раньше пройдет половину расстояния между озером и вашей горой, ждут другую пару. Вопросы?
— Вопросов нет.
Сняв трубку связи с батальоном, Давыдов сообщил о начале обмена. Помедлив, Дед дал «добро».
Пленных вывели к склону сопки. На всякий случай Давыдов распорядился сковать их наручниками. Владеющий русским чужак прошелся внимательным взглядом между сопкой и озером. Заметив сбитый вертолет, усмехнулся:
— Похоже, мы пропустили самое интересное. Вы тут немного разогнали скуку? Ай-ай. А ведь вас предупреждали, что могут быть неприятности.
Конвоирующий пленных боец замахнулся прикладом.
— Отставить! — вмешался Давыдов. — Ну вот что, warrior, сейчас ты и твой компаньон медленно и чинно пойдете к своему лагерю. Если половину расстояния до лагеря вы преодолеете раньше, чем пара, идущая вам навстречу, — останавливаетесь и ждете. Если попытаетесь выкинуть фортель, то вот он… — лейтенант показал на Алвара, сидящего рядом с карабином, — сделает из вас обоих дуршлаги.
— Ну-ну, мой лейтенант, откуда в вас столько свирепости? В том, что произошло с вертолетом, вы сами виноваты. Кто вынудил нас действовать таким образом? Заметьте, до вашего появления никто не пострадал. — Он покосился на простреленную ногу Алвара и уточнил: — Никто серьезно не пострадал, смерть патрульного в наши планы не входила, зря он затеял играть в войну.
— Время! — скомандовал Анатолий.
— Давай двигай. — Боец стволом подтолкнул пленного к тропинке.
Встряхнув наручник на руке, тот насмешливо спросил:
— А остальное наше имущество вернуть не хотите?
— Оставим на память.
— Кстати, о времени. Могу я осведомиться, который час?
— Двенадцать часов десять минут, это для вас что-нибудь значит?
— О, мой лейтенант, сейчас все имеет значение. А время особенно, скоро вы сами все поймете. — Пленный весело засвистел и потянул напарника за собой.
— Алвар, если что, стреляй. — Давыдов поднес бинокль к глазам.
С гряды у озера спускалась другая пара.
— Я понимать, какое нарушение, я сразу стрелять. — Бывший разведчик прицелился и повел стволом, сопровождая уходящих.
В полдень капитан умер. Корнеев так и не решился покинуть свое убежище. Он старался не поворачиваться лицом к моряку. Казалось, тот продолжает смотреть. Не заставил себя майор госбезопасности и прикоснуться к мертвому, закрыть ему глаза.
Выходило, что Корнеев был единственным свидетелем гибели группы. И единственным виновником. Страх за свою жизнь сменился тупой обреченностью. Думать об ответственности не хотелось. Что-либо предпринять, исправить ситуацию майор не мог. Иногда появлялась решимость, хотелось что-то сделать, но не удавалось придумать что. Вспышки отчаяния и злости чередовались с обволакивающей все тело вялостью.
Отсюда не был виден лагерь противника, до спасительной сопки слишком далеко. Оставалось ждать. Но лежать рядом с мертвым моряком было невыносимо. Вертолет слабо чадил, пахло сгоревшим керосином, маслом, человеческой плотью. Тела погибших в машине превратились в уголь. Иногда ветер менялся, и тошнотворный запах добирался до Корнеёва, вызывая спазмы в желудке. От влажного мха промокла одежда, ноги мерзли в сырых ботинках. Временами майора трясло от холода и шока.
Не сразу Корнеев заметил, что заложники и пленные двинулись навстречу друг другу. Зато, когда две пары людей вышли на равнину, он со своей «позиции» увидел их очень хорошо. Им предстояло разминуться в какой-то сотне метров от вертолета. Словно в дремоте, пришла мысль, что Давыдов, несмотря на запрет, начал обмен. Надо помешать… Мысли расплывались, путались. Почему не должен состояться обмен, майор уже не понимал, но как будто неведомый голос твердил ему: вмешайся! Уставший думать Корнеев подчинился голосу. Взяв винтовку поудобнее, он сменил позицию. Пришлось перелезть через тело капитана, в ноздри ударил солоноватый запах крови. В голове прояснилось: сорвав обмен, он выиграет время и помешает отлету «гостей». Майор обрадовался решению: все правильно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70