Я считал, что этот процесс необходим.
С областным управлением КГБ у меня тоже сложились нормальные отношения. Начальник управления Ю.И. Корнилов, как кандидат в члены бюро, участвовал в заседаниях бюро. Я часто бывал в его ведомстве, просил информацию о заботе КГБ, изучал систему функционирования комитета, знакомился с каждым отделом. Конечно, я знал, что существовали вопросы, с которыми он меня не знакомил. Но тем не менее структуру, систему КГБ я знал достаточно основательно. Именно поэтому моё выступление на сессии Верховного Совета СССР летом 1989 года при утверждении Крючкова было не случайным, я все-таки знаком с этим закрытым для всех ведомством.
Однажды у нас произошёл трагический случай, связанный с вспышкой заболевания сибирской язвой. Для проверки, выяснения обстоятельств в Свердловск приехал заместитель председателя КГБ В.П.Пирожков. Это было в первые годы моей работы. Сидели у меня втроём — я. Пирожков, Корнилов. Шла спокойная беседа, и Корнилов, между прочим, сказал, что управление КГБ работает дружно с обкомом партии. И вдруг Пирожков рявкнул: «Генерал Корнилов, встать!». Тот вскочил, руки по швам. Я тоже в недоумении. Пирожков, чеканя каждую фразу, произнёс: «Зарубите себе на носу, генерал, во всей своей деятельности вы должны не дружно работать с партийными органами, а вы обязаны работать под их руководством и только». Такая вот забавная воспитательная сцена произошла.
Надо сказать, за все десять лет, что я работал первым секретарём, ни одного шпиона не нашли, как ни старались. Корнилов по этому поводу сильно сокрушался, мол, плохо работаем:. В такой области хоть бы один шпион попался, а тут — ни одного»
Случались и экстремальные ситуации. Например, авария на Белоярской атомной станции в ночь с 31 декабря на 1 января 1979 года, когда у нас морозы достигли 57 градусов. По области произошло сразу несколько крупных аварий. На Белоярской атомной станции не выдержали металлоконструкции в машзале. И падая, выбили искру, загорелось масло, начался пожар. Пожарные проявили колоссальный героизм и мужество. За несколько часов пригнали из Свердловска все свои силы, работать можно было только в противогазах, поскольку горел пластик, выделялся чёрный едкий дым, дышать невозможно. И нельзя было допустить, чтобы огонь перекинулся в реакторный зал. Подготовили уже сотни автобусов для эвакуации населения из посёлка, но все-таки пожарные вместе с другими специалистами выиграли этот на стоящий бой, спасли станцию, а главное, людей… А то могли произойти самые катастрофические последствия. Область насыщена оборонными предприятиями.
Во время войны сюда было эвакуировано 437 крупных заводов с территорий, оккупированных фашистами. Буквально на фундамент, без стен и без крыши, ставили станки, пускали их в работу, чтобы немедленно давать продукцию для фронта.
А людей селили в землянки и бараки. Потому у нас в области оказалось чуть ли не самое большое количество бараков.
О своём отношении к этим ветхим, продуваемым отовсюду лачугам я уже рассказывал. Поскольку прожил в них почти десять лет жизни, до сих пор воспоминания о деревянных домиках на 10-15-20 семей вызывают тяжёлые чувства. Так человек в двадцатом веке жить не может. И когда я пришёл руководить областью, в Свердловске несколько тысяч семей ютилось в бараках. В скором времени в стране приняли постановление о ликвидации бараков в течение десяти лет. Мне было ясно, что такие сроки никто не выдержит, мы должны с этим делом покончить раньше, раз и навсегда.
Попросил, чтобы мне сделали расчёты. Выяснилось, что в городе необходимо построить около двух миллионов квадратных метров жилья, только тогда удастся переселить людей из бараков. Два миллиона — это невозможно. Вся область в год строит два миллиона, а ведь в очереди за жильём стоят инвалиды, многодетные семьи, ветераны, очередники.
Не раз в жизни руководителя мне приходилось принимать тяжёлое решение, когда и так вроде не очень хорошо, и так — плохо. Что важнее — вытащить людей из бараков и заморозить на год все очереди за жильём, или ещё в течение десяти лет мучить людей в нечеловеческих условиях, но при этом очередникам жильё давать?
Все же решили на бюро — заморозили очереди на жильё, ни один человек за год квартиру не получит — только те, кто живут в бараках. Люди должны понять, что сейчас надо помочь тем, кто живёт хуже всех. И действительно, в основном народ понял, хотя, конечно, приходилось к кому-то идти, объяснять, рассказывать, опять объяснять. Но зато взвились директора предприятий. Для них это был серьёзный удар. Мы использовали их мощности, их строительную силу, взамен они ничего не получали. Разговоры на моральные темы их не трогали. Самое главное, я их понимал. Я сам был хозяйственником, отлично знал, что такое новый дом для коллектива, как его ждут.
А тут этот дом надо отдать кому-то чужому. Тяжело.
И чтобы спасти положение, я предпринял отчаянную поездку в Москву. Побывал у Кириленко, объяснял ситуацию, сказал: если будут жалобы, проклятья в мой адрес из-за жилья, год потерпите, складывайте их в ящик, надо с бараками заканчивать. Он согласился. Затем я пошёл к Косыгину. Тоже рассказал о ситуации и опять объяснил, что ничего не прошу — ни стройматериалов дополнительных, ни мощностей, просто нужна моральная поддержка. Алексей Николаевич согласился со мной, договорились, что Совмин нас поддержит.
Все именно так и случилось. Директора жаловались, протестовали, писали на меня письма, а мы сносили один барак за другим, наступали на барачные районы, ломали, уничтожали их, и через год все бывшие обитатели бараков переехали в новые, благоустроенные квартиры.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70