Баркер решил, что сэр Генри забыл вовремя его выпустить, и удивился, как это Карабас не разбудил его своим мяуканьем.Затем Баркер вошел в спальню. Было еще очень темно. Несмотря на свою близорукость, Баркер все-таки увидел, что сэр Генри лежит поперек кровати. Включив свет, он ужаснулся, выскочил в коридор, добежал до комнаты Миллеман и заколотил в дверь. На стук одновременно откликнулись и Миллеман, и Полина. Не открывая двери, Баркер взволнованным шепотом попросил Миллеман на минуту выйти. Она накинула халат и вышла в холодный коридор.– Я тут же поняла, – вставила Полина. – Мне подсказал внутренний голос. Я сразу поняла: что-то случилось.– Ничего удивительного, – заметила Миллеман. – У Баркера нет привычки прибегать ко мне каждое утро.– Нет, я сразу поняла: это она, Старуха с косой! – твердо стояла на своем Полина. – Я почувствовала.Вместе с Баркером Миллеман прошла в комнату сэра Генри. Потом послала Баркера будить Томаса, а сама позвонила доктору Уитерсу. Его не было на месте, но уже примерно через час он приехал в Анкретон. Как он считает, вероятной причиной смерти был приступ гастроэнтерита, вызванный несдержанностью за ужином. Приступ оказался настолько сильным, что сердце у сэра Генри отказало, он упал и умер.– Одного не могу понять, – сказала Полина. – Почему папочка не нажал на кнопку? Когда ему ночью бывало плохо, он всегда звонил. В коридоре для этого проведен специальный звонок, Дези. А шнур с кнопкой висит у него возле кровати.– Он хотел позвонить, – объяснил Томас. – Мы думаем, он потянулся через кровать, схватился за шнур и, должно быть, как раз в эту минуту упал. У шнура оторван наконечник. Знаете, я, кажется, расхотел есть. IV Большую часть этого дня Агата пробыла у себя и в театре: она укладывала чемоданы и прикидывала, как лучше упаковать весь свой немалый багаж. Кот Карабас, судя по всему, решил сегодня погостить в ее комнате. Когда он проскользнул в дверь и задел Агату за ногу, она вспомнила, где он провел эту ночь, и поежилась. Но вскоре они подружились, и она была рада, что он пришел. Вначале, с любопытством наблюдая за ней, он то и дело усаживался на разложенные по комнате платья и свитера. Когда она снимала его, он только урчал, но потом наконец тихо мяукнул и ткнулся носом ей в руку. Нос был горячий. Она заметила, что шерсть у него стоит торчком. «Неужели действительно понимает, что потерял хозяина навсегда?» – подумала она. Карабас вел себя все беспокойнее, и она открыла дверь. Посмотрев на Агату долгим взглядом, кот опустил хвост и побрел по коридору. Ей показалось, что на лестнице он снова замяукал. Агате стало немного не по себе, она снова начала укладывать вещи, но часто отвлекалась, бесцельно бродила по комнате или подходила к окну и глядела на дождь за окном и на сад. Потом ей под руку попался альбом, и, сама не заметив, как это случилось, она принялась рассеянно набрасывать портреты Анкредов. Так прошло полчаса, и вот уже они все, изображенные с долей гротеска, смотрели на нее с листа альбома – ей будет что показать мужу. Виновато спохватившись, она вернулась к чемоданам.В машину ее багаж целиком бы не поместился, и Томас обещал все самое громоздкое отправить поездом.Абсурдность происходящего давила на нее. Еще сильнее, чем прежде, она ощущала свое странное, словно подвешенное состояние: казалось, в ее жизни закончен какой-то этап, а следующий пока не начался. Она утратила связь с окружающим миром и даже самое себя видела как бы со стороны. Ее руки складывали и опускали в чемодан платья, свитера, юбки, а мысли, бесцельно блуждая, то возвращались к событиям последних суток, то забегали вперед, в будущее. «В результате говорить буду только я, – в смятении думала она, – в точности как те люди, которые без умолку рассказывают о своих соседях по вагону и о всяких пустяковых дорожных приключениях. А Рори будет скрепя сердце слушать мои истории про каких-то Анкредов, с которыми он не знаком и вряд ли познакомится».Обед показался ей жутковатым продолжением завтрака. Анкреды сидели на тех же местах, говорили теми же проникновенными голосами и по-прежнему так театрально выражали свою скорбь, что у Агаты против воли закрадывались сомнения в ее искренности. Думая о своем, она лишь изредка краем уха ловила разрозненные обрывки новостей: мистера Ретисбона переселили в дом священника, Томас все утро звонил в газеты и диктовал некролог. Похороны будут во вторник. Тихие голоса за столом все бормотали и бормотали. Услышав вдруг свое имя, она поняла, что к ней обращаются за советом, и на минуту включилась в разговор. В каком-то еженедельнике пронюхали про портрет («Найджел Батгейт!» – догадалась Агата) и хотят прислать фотографа. Впопад ответив на несколько вопросов, она даже сумела предложить что-то дельное. Седрик все это время сидел, капризно надувшись, и, только когда речь зашла о портрете, немного оживился, но потом опять замолчал и лишь нервно кивал головой в знак согласия. Постепенно главной темой разговора стала мисс Оринкорт: она еще утром передала, что не в состоянии появляться на людях, и потому завтракала и обедала у себя в комнате.– Я видела, какой ей понесли завтрак, – со слабым намеком на смех сказала Миллеман. – Аппетит она, похоже, не потеряла.– Тю! – Анкреды хором вздохнули.– А нам хотя бы сообщат, как долго она намерена здесь пробыть? – спросила Полина.– Думаю, недолго, – сказала Дездемона. – Лишь до тех пор, пока завещание не вступит в силу.– Да, но все-таки… – начал Седрик, и все повернулись к нему. – Не знаю, насколько прилично и своевременно сейчас об этом говорить, но все-таки интересно, удержит ли прелестная Соня свои позиции, если учесть, что она не замужем?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100