– Вот видите, – просияв, он посмотрел на Родерика, – все-таки нашел. – И с победным видом положил на стол восемь копий уже знакомого Родерику письма, написанных печатными буквами той же самой ручкой и на такой же бумаге.– А конверты?– Ой, мы их не сохранили. Я про свое письмо никому говорить не собирался, – после небольшой паузы продолжал Томас, – Дженетта и Милли – тоже, но, конечно, все заметили, что другим пришли такие же письма, а потом Полина (это моя сестра, миссис Полина Кентиш) вскрыла свой конверт и подняла такой шум, что деваться было некуда, сами понимаете.– Здесь восемь писем. Вас сейчас в Анкретоне восемь?– Соня письма не получила, и все считают, что в анонимке намекается на нее.– Вы разделяете эту точку зрения, мистер Анкред?– Ну разумеется. – Томас широко раскрыл глаза. – По-моему, это очевидно. Учитывая завещание и все прочее. Естественно, там намекается на Соню, но лично я, – Томас неуверенно кашлянул, – лично я не думаю, что она убила папочку. – Он робко и беспокойно улыбнулся. – Это было бы все же большое свинство. Да и как-то трудно себе представить… Но Полина прямо-таки ухватилась за эту идею. Дези, в общем, тоже. Они обе ужасно разнервничались. Полина и так на похоронах упала в обморок, а тут еще эти письма – она переживает безумно. Вы даже не представляете, что у нас там сейчас творится.– Значит, обратиться в Скотленд-Ярд предложила миссис Кентиш?– И Дези. Это моя незамужняя сестра. Дездемона. Письма мы все распечатали вчера утром, за завтраком. Представляете? Я спустился в столовую первый и… для меня это был шок, поверьте. Я уже хотел бросить письмо в камин, но тут вошла Фенелла, и я незаметно сложил его под столом в маленький квадратик. Вон, сразу видно, какое из них мое – на нем следы сгибов. А то, которое будто жевали, – это Поля. Он, знаете ли, так разволновался, что его скомкал. В общем, я заметил, что у всех перед тарелкой лежит точно такой же конверт. Соня всегда завтракает у себя, но я спрашивал Баркера, и он сказал, что ей никакой почты не было. Потом один за другим пришли все остальные. Фенелла уже прочла свое письмо, и лицо у нее было довольно-таки странное. Полина сказала: «Ой, что это мне за письмо пришло? Адрес печатными буквами. Как будто ребенок писал». А Милли сказала: «Небось опять Панталоша» – и тут же начался скандал, потому что Полина и Милли из-за Панталоши всегда ссорятся. А потом и все остальные сказали: «Ой, мне тоже такое письмо пришло». Ну и распечатали. Полина, естественно, чуть не упала в обморок, а Дези закричала: «Ах, чуяло мое сердце!» – и очень разволновалась, а Милли сказала: «Когда люди пишут анонимки, то уже дальше некуда!» Дженетта (это моя невестка), Поль и Полина сказали: «Да, Милли, ты права». А потом… что же было потом? Да, а потом все начали друг друга подозревать и стали выяснять, кто автор, и Полине пришло в голову – вы уж извините, – что, может быть, написала миссис Аллен, потому что она замужем за…Родерик покосился на Фокса и, увидев, что тот шокирован, промолчал. Томас, красный от смущения, торопливо продолжал:– Но, естественно, мы все на нее зашикали и не дали договорить. Фенелла, помнится, сказала: «Сама мысль, что миссис Аллен способна написать анонимку, такая беспросветная глупость, что ее даже не стоит обсуждать!» – И тут разразился новый скандал, потому что эта мысль пришла Полине, а Фенелла и Поль помолвлены против ее воли. Тут вмешался Седрик (это мой племянник, он теперь глава семьи) и сказал, что письмо вполне могла написать сама Полина. Он напомнил, что Полина очень любит оборот «есть основания полагать». Милли (это мать Седрика) весьма ехидно засмеялась – и, естественно, опять был скандал.– Вчера вечером вы говорили, что сделали какое-то открытие, – сказал Родерик. – Что же вы открыли?– А, да-да. Я постепенно дойду. Вернее, уже дошел, потому что остальное случилось только после обеда. Но мне это очень не понравилось, поверьте. Я даже вышел из себя и сказал, что, если они не прекратят вовлекать меня в свои глупости, я никогда больше не приеду в Анкретон.– Боюсь, что я… – начал Родерик, но Томас тут же его перебил:– Вы, наверно, не поняли? Хотя, конечно, как вы могли понять, если я еще не рассказал? Так что лучше расскажу.Родерик молча ждал.– Хорошо, – наконец сказал Томас. – Слушайте дальше. II – Все вчерашнее утро война из-за этих писем шла полным ходом, – продолжал Томас. – И не то чтобы кто-то против кого-то, а просто Поль, Фенелла и Дженетта хотели письма сжечь, а Полина и Дездемона кричали, что, мол, мало ли что, на всякий случай надо сохранить. И к обеду страсти очень накалились, можете мне поверить. А потом, знаете ли…Томас замолчал и, глядя куда-то поверх Фокса, уставился в одну точку. За ним это водилось: не досказав историю до конца, он мог остановиться на полуслове. Эффект был такой же, как если бы ни с того ни с сего резко остановили патефон. И нельзя было понять, то ли Томас сбился и не может подыскать нужное слово, то ли его осенила новая мысль, то ли он просто забыл, о чем рассказывал. Лицо его в такие минуты неподвижно застывало, и только в глазах тускло поблескивала жизнь.– А потом… – после долгой паузы напомнил Родерик.– Потому что если подумать, – заговорил Томас, – то, казалось бы, можно положить куда угодно, но никак не в судок для сыра.– Фокс, что, по-вашему, никак нельзя положить в судок для сыра? – мягко спросил Родерик.Прежде чем Фокс успел ответить, Томас продолжил:– Вещь, знаете ли, старинная, девенпортский фарфор. Довольно красивая штука, правда. Весь синий, и кайма из белых лебедей. Очень большой. В сытые времена мы туда клали целую головку «стилтона», а сейчас, разумеется, только крошечный кусочек.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100