Сэр Генри увидел ее на репетиции. Через три недели мисс Оринкорт доказала свою полную профессиональную непригодность, и Томас ее уволил. Тогда она разыскала его отца, в слезах кинулась ему на грудь, а затем в своей нынешней, достаточно определенной роли появилась в Анкретоне. Соня – блондинка. Полина и Дездемона утверждают, что она захомутала С. А. С. с четким прицелом на замужество. Томас полагает, что ее планы проще и скромнее. Клод прислал с Ближнего востока телеграмму, составленную в таких осторожных выражениях, что из нее ничего не понять, кроме того, что он в бешенстве. В связи с его отсутствием на семейный совет была призвана его жена Дженетта, женщина проницательная и остроумная, обычно воздерживающаяся от тесных контактов с родственниками мужа. Ее единственная дочь, Фенелла, считающаяся второй любимицей сэра Генри после Панталоши (дочери Полины), в случае женитьбы деда может передвинуться на задний план. Возникшая ситуация повергла в уныние даже веселую Миллеман. При отсутствии у сэра Генри несовершеннолетних детей ее отвратительный сынок Седрик как старший из внуков имеет преимущественные шансы стать основным наследником, но в последнее время сэр Генри, к тревоге Миллеман, начал намекать, что, мол, хоть он и стар, пороху у него еще хватает.Такова нынешняя обстановка в Анкретоне. Кое-что я узнал, когда бывал там сам, многое мне рассказал Томас – он, как ты убедишься, парень разговорчивый, и скрытность не относится к числу его пороков.Вот, примерно так, дорогая Агата, я начал бы задуманный роман, но приступить к нему не осмеливаюсь. И еще: насколько я понимаю, ты будешь писать сэра Генри в образе Макбета. Дочка Полины, знаменитая Панталоша, сейчас тоже находится в Анкретоне, так что у тебя под рукой будет заодно прекрасный типаж и для образа Кровавого младенца, можешь не сомневаться». III Дочитав, Агата вложила странички назад в конверт, на котором крупными буквами было написано ее имя. Следивший за ней молодой человек тотчас впился глазами в конверт. Она перевернула его надписью вниз. Журнал у молодого человека сполз с колен и висел, раскрытый на середине. Агата с досадой увидела там собственную фотографию.Вон оно что. Он ее узнал. Наверно, от нечего делать малюет какие-нибудь акварельки, решила она. По его виду похоже. Если до Анкретон-Холта все выйдут и мы останемся в вагоне одни, он обязательно полезет знакомиться, и поездка будет испорчена. Вот черт!За окном городские окраины сменились стремительно разматывающимся гобеленом на сельские темы: живые изгороди, кривые овраги, нагие деревья. Агата с удовольствием любовалась пейзажем. Теперь, когда она позволила задурить себе голову и согласилась взяться за портрет, в душе у нее воцарилось некое равновесие. Ей было радостно сознавать, что муж скоро вернется. Мучившие ее сомнения отступили, она больше не боялась, что трехлетняя разлука воздвигнет барьер между ней и Рори. Комиссар Скотленд-Ярда обещал, что за два дня до приезда Родерика ей об этом сообщат; ну а пока поезд вез ее в Анкретон, где она будет работать среди незнакомых, но по крайней мере занятных людей. «Хорошо бы, их семейные коллизии не мешали старику позировать, – подумала она. – Иначе будет паршиво».Поезд подъезжал к узловой станции, все пассажиры, за исключением сидевшего на чемодане молодого человека, начали собирать вещи. Именно этого она и боялась. Достав корзинку с бутербродами, Агата открыла прихваченную из дома книгу. «Если я буду при нем есть и читать, он вряд ли пристанет», – решила она и вспомнила, как сурово порицал Мопассан людей, которые едят в поездах.Колеса опять застучали. Агата жевала бутерброд и читала «Макбета». Первые же строки воскресили в ее памяти всю пьесу, а ведь она думала, что совсем ее не помнит, – так одно, самое первое слово, произнесенное старым другом после долгой разлуки, мгновенно помогает нам вспомнить знакомые интонации и догадаться, что мы услышим дальше.– Ради бога, простите, что я вас отвлекаю, – раздался рядом высокий тенорок, – но я всю жизнь мечтал с вами поговорить, а тут такая, ну просто ва-а-лшебная возможность.Молодой человек успел соскользнуть с чемодана на скамейку и сейчас сидел напротив Агаты. Томно склонив голову к плечу, он улыбнулся.– Умоляю, не думайте, что мною движут какие-либо опасные намерения. Вам не придется дергать за стоп-кран, уверяю вас.– Ни минуты не сомневаюсь, – сказала Агата.– Ведь вы Агата Трои, да? – суетливо продолжал он. – Не мог же я настолько ошибиться. Но какое, право, потрясающее совпадение! Сижу я себе на чемодане, читаю журнальчик и вдруг – надо же! – вижу эту вашу абсолютно ска-а-зочную фотографию. А рядом вы сами. Это же чудо! Если у меня вначале и были какие-то, совсем микроскопические сомнения, они развеялись, едва я увидел, что вы читаете этот жуткий опус.Агата оторвалась от книги и подняла на него глаза.– Вы про «Макбета»? Боюсь, я не совсем вас понимаю.– Но ведь все сходится, – пробормотал он. – Ах да, конечно, я вам еще не представился. Седрик Анкред.– Вот как, – помолчав, сказала она. – Начинаю понимать.– Ну и наконец, в довершение,– ваше имя на конверте! Я, наверно, очень нахально на вас пялился, да? Но мне даже не верится, что вы будете писать портрет нашего Старца во всех его перьях и блестках! Костюм у него – просто ужас какой-то, вы представить себе не можете! А этот его чепчик!.. Будто из железа скроен. Старец – мой дедуся. Я сын Миллеман Анкред. А моего отца звали – только никому не рассказывайте – Генри Ирвинг Анкред. Представляете?!Не зная, что сказать в ответ на этот монолог, Агата откусила кусок бутерброда.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100