Она крутила и расправляла намазанные вихры, пока они не встали торчком, как иглы дикобраза. На щеки и на виски она тоже наляпала глину – белые стилизованные мазки делали ее похожей на уличный вариант какого-нибудь знаменитого певца.
Но, глядя на себя в осколок зеркала, Джори решила, что больше всего она напоминает старый засохший чертополох, который вот-вот сломается от ветра. Ну и наплевать. Все равно теперь на ней что-то вроде маски.
И потом, у нее же есть фетиш.
Риция сказала, что для приманки тотема необходимо иметь фетиш.
– Возьми пластиковый мешочек, – поучала она Джори, – и набей его всем, чем ты дорожишь. Надо собрать все, что дает о тебе представление, помогает понять, что ты – это ты. Тогда тотем сразу найдет тебя, стоит только его кликнуть.
Риция была двумя годами старше Джори. Высокая, привлекательная девушка с кожей цвета кофе мокко, она имела настоящую работу – шесть часов в неделю служила в ресторане в одной из башен. Наблюдала в кухне за конвейером, подающим блюда, смотрела, чтобы компьютер чего-нибудь не напутал.
– Тетушка говорит, что никаких тотемов на самом деле нет, – сказала Джори. – Она говорит, что празднества устраивают мундиры, чтобы мы не слишком впадали в отчаяние.
– Откуда она это знает? – рассмеялась Риция. «Как будто если человек стар, то он уже ничего не смыслит», – подумала Джори.
– Но это и не значит, что он прав! – возразила Риция, она хорошо знала Джори и сразу догадалась, о чем та подумала.
Для своих фетишей Джори взяла водонепроницаемый пакетик от лекарств, в него она запихала малюсенькую книжку про речных животных, которую стащила из библиотеки, конский волос, выдранный из головы куклы, которую ей когда-то подарила тетушка, три деревянные пуговицы, найденные на улице, состриженные ногти, обрезок блестящего металла, про который один паренек клялся, будто это осколок космического шаттла, и она в обмен на металлическую полоску отдала ему два продуктовых талона и кусок искусственной замши, а еще в пакет были спрятаны останки разной живности: перышко голубя, блестящая хрупкая спинка таракана, засушенный крысиный хвост. Она вовсе не хотела, чтобы кто-нибудь из этих животных стал ее тотемом, просто они составляли часть ее жизни – над яркой ситцевой заплаткой, например, она недавно проливала слезы, кусочек листа алоэ ей как-то подарила Риция, а главным ее сокровищем был шарик кошачий глаз, который, по словам тетушки, раньше принадлежал, ее отцу.
Интересно, какой же тотем клюнет на ее фетиши, если тотемы и в самом деле существуют?
Крепко сжимая драгоценный пакетик, Джори не отводила глаз от всё еще пляшущих дикарей. Они выписывали спирали между кострами, а их инструменты дико грохотали, и хотя теперь этот грохот напоминал музыку, такая музыка была совершенно незнакома горожанам. А танцующие еще и пели – без слов, но смысл этого вызывающего, даже свирепого напева угадывался ясно.
У Джори от этого пения загудело в голове – гул был не противный, скорее, даже приятный. А затем она почувствовала что-то странное – будто по спине у нее забегали мурашки. Ее друг рассказывал ей, что ощутил такое, когда наступил однажды на провод, и сейчас она подумала, что, наверно, испытывает то же самое.
Ей почудилось, что она отделилась от своего тела и будто плавает сверху, но в то же время остается связана с ним.
Мозг Джори словно раздался и воспринимал не только то, что было рядом, а еще и заглядывал всюду и подсматривал происходящее даже за несколько кварталов от нее. Джори видела, что делается в головах пляшущих дикарей, и в то же время читала мысли тех, кто, подобно ее тетушке, прятался в своих полуразрушенных жилищах, оставаясь глухим к колдовскому, буйному веселью, царящему в городе. Другая часть сознания Джори – еще не захваченная празднеством, потому что не имела тотема, – внезапно обнаружила источник, командующий веселящейся толпой.
Шестеро мундиров укрылись в здании поблизости, полутьма и черная одежда превращали их чуть ли не в невидимок, поблескивали только серебряные нашивки на их кителях, говорящие об их принадлежности к городской службе безопасности. Пятеро из них – две женщины и трое мужчин – наблюдали за улицей, и в руках у них блестело оружие. Шестой склонился над каким-то прибором, на котором мигали огоньки. Ловкими, грациозными движениями гибких пальцев он нажимал на кнопки, вертел диски, передвигал ручки, точь-в-точь как музыкант, который на концерте управляет синтезатором, а в плоском черном футляре, лежащем у него на коленях, словно был собран и спрятан целый оркестр.
Уши у них у всех были заткнуты, хотя сама Джори, стоя рядом, не слышала ни звука.
«Значит, тетушка права, – поняла она, но подумала об этом отрешенно и как-то равнодушно. – Празднества устраивают те, кто в башнях». Но почему же такие, как ее тетушка, не внимают веселью, к которому призывают мундиры с помощью своего странного прибора?
Может, чтобы услышать эти сигналы, надо хотеть их слышать?
Может, нужно иметь тотем?
«Но я-то слышу их и без тотема», – подумала Джори.
И она на самом деле их слышала. Ее охватило праздничное буйство, все ее тело задрожало, напряглось, она жаждала влиться в дикую пляску крутящихся фигур. Из ее горла, обжигая губы, рвалась их песня, руки ритмично били по бедрам.
Она хотела слышать эти сигналы.
Неужто там, в башнях, разработали такую технологию, что, сидя наверху, они могут читать в умах людей? Или тетушка была права, когда однажды ответила на вопрос Джори, почему мундиры дают им и их соседям жить так, как они живут, влача голодное, холодное существование на мертвых улицах города?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106