Взять хотя бы Костяшку.
Глаза у него с сумасшедшинкой. Не безумные, нет, не так, чтобы при взгляде на них хотелось поскорее запереть их обладателя в психушку, но сумасшедшинка в них, может быть, появляется потому, что Костяшка видит то, чего мы видеть не можем. Будто существует некий замаскированный «Иной мир», пересекающийся с нашим, и Костяшка может заглянуть прямо в него. Как знать, не побывал ли он там уже. По-моему, в большинстве случаев он пускает людям пыль в глаза. Но иногда его взгляд останавливается на вас, и вам открывается вся серьезность, скрытая за его паясничаньем, будто вы сразу ощущаете дыхание Катакомб – дикости, прижившейся на городских улицах, и вас охватывает смятение, вам начинает казаться, что невероятное не только возможно, но, видно, и впрямь существует.
Впрочем, мне ли судить обо всем этом? Ведь меня преследует привидение!
– Ну как, Мэйзи? – спросил Костяшка, когда я на своем горном велосипеде подкатила к фонтану, где он расположился.
Я пнула ногой подставку, поставила велосипед, повесила шлем на руль и присела рядом с индейцем. Он перебирал кости, пересыпая их из одной руки в другую. Они постукивали так же, как пуговицы Ширли, только более приглушенно. «Интересно, – подумала я, – чьи это кости? Какого животного? Мышиные? Птичьи?» Я подняла взгляд и увидела, что из глаз Костяшки выглядывает усмехающийся шут. То ли он смеется со мной, то ли надо мной – непонятно.
– Что-то тебя не видно в последнее время, – говорит он.
– Я хожу в школу, – объясняю я.
– Ну да?
– И еще я работаю.
Он глядит на меня довольно долго, и я улавливаю отсвет чего-то неведомого, так что у меня сразу начинает сосать под ложечкой.
– Значит, ты счастлива? – спрашивает он. Об этом меня не спрашивал никто из тех, кому я рассказывала о своих новостях.
– По правде сказать, нет, – отвечаю я.
– Хочешь узнать, что припасено для тебя у Нанабожо? – спрашивает он и поднимает кости.
Я не знаю, кто такой Нанабожо, но вопрос ясен.
– Нет, – говорю я. – Я хочу спросить тебя насчет привидений.
Он даже глазом не повел. Только ухмыльнулся.
– А что именно?
– Ну, кто они такие? – уточняю я.
– Заблудившиеся души, – объясняет он, продолжая улыбаться, но говорит вполне серьезно.
Я чувствую себя глупо, рассуждая на подобную тему. День солнечный, в парке полно народу, женщины катят детские коляски, кто-то бегает на роликах, в нескольких шагах от нас на скамейке сидит девушка – возможно, вечером, в свете уличных фонарей она и выглядит соблазнительно в своем прикиде, но сейчас бедняга кажется измочаленной и увядшей. Все как обычно, а мы с Костяшкой сидим и рассуждаем о привидениях.
– Что ты хочешь сказать? – спрашиваю я. – Как они могли заблудиться?
– Есть Путь для Душ, проложенный для нас, чтобы мы следовали по нему, когда умрем, – продолжает объяснять Костяшка. – Но некоторые души не видят его и остаются блуждать на земле. А некоторые не могут примириться с тем, что умерли, и тоже скитаются здесь.
– Путь для Душ? Костяшка кивает.
– Тропинка, значит, по которой надо идти?
– Ну да, если только душа может ходить, – отвечает он.
– Мое привидение говорит, что она опоздала на автобус, – сообщаю я.
– Может быть, у белых людей это иначе.
– Она черная.
Костяшка сидит, не глядя на меня, с тихим стуком пересыпая кости из одной руки в другую.
– Что ты на самом деле хочешь узнать? – спрашивает он.
– Как ей помочь?
– А почему ты ее саму не спросишь?
– Спрашивала, но она отвечает какими-то загадками.
– Может быть, ты просто невнимательно слушала? – предполагает он.
Я вспоминаю разговоры, которые мы вели с Ширли после того, как я встретилась с ней в Катакомбах несколько дней назад. Но сосредоточиться на них не могу. Помню, как мы сидели рядом, помню впечатление от наших бесед, но о чем мы говорили, хоть убей, представить не могу. Как только я пытаюсь ухватиться за что-то, все сейчас же расплывается, словно туман.
– Я на самом деле ее видела, правда, – убеждаю я Костяшку. – А ведь когда она умирала четыре года назад, я была при ней. И вот она вернулась. Ее видели и другие люди.
– Я знаю, что ты ее видела, – заявляет он. И это меня поражает, хотя сама не понимаю, чего я так расшибалась, чтобы убедить его, ведь он не из тех, кто нуждается в заверениях.
– Что ты имеешь в виду? – спрашиваю я. Сегодня это мой любимый вопрос, только его я и задаю.
– А это у тебя в глазах написано, – отвечает он. – Тебя коснулся Иной мир. Считай, что это благословение.
– Не знаю, нужно ли оно мне, – бурчу я. – Я хочу сказать, я скучаю по Ширли, и я вообще-то рада, что она здесь, даже если она – привидение, но, по-моему, тут все-таки что-то неладно.
– Часто, – старается объяснить мне Костяшка, – то, что мы получаем из мира духов, есть только отражение того, что у нас внутри.
В глазах у него мрачная серьезность, словно важно не то, понимаю ли я его, и даже не то, верю ли я его словам, а важно то, что это говорит он.
– Что?… – начинаю я, но тут соображаю, что он имеет в виду. Во всяком случае, частично.
Когда я впервые очутилась в Катакомбах, я совсем растерялась, но тогда Ширли помогла мне. Сейчас я снова растерялась, и…
– Значит, я просто сама спровоцировала ее появление? Мне нужна была ее помощь, вот я и выдумала себе ее призрак.
– Я этого не говорю.
– Нет, но…
– У привидений свои задачи, – говорит он. – Может быть, у вас обеих есть что дать друг другу.
Мы немного посидели молча. Я теребила свисток, висевший у меня на шее на шнурке, такие свистки есть у всех курьеров, мы свистим в них, чтобы нас не сбили машины. Наконец я встала и откинула подставку велосипеда.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106