– Я вампир.
Я повернулась и уставилась на нее.
– Не может быть!
– Нет, правда, – сказала она.
И когда она начала объяснять, что с ней случилось в тот вечер, когда она пропала на четыре дня, все странности и причуды, удивлявшие меня в последние годы, стали понятны. Вернее, стали бы понятны, если бы я могла поверить в главное – моя сестра теперь девушка-Дракула!
– Почему ты мне раньше не сказала? – спросила я.
– Я хотела дождаться, когда тебе будет столько же, сколько было мне, когда меня превратили.
– Но почему?
– Потому что я хочу и тебя превратить. Она села на кровати, скрестив ноги, и поглядела на меня очень серьезно.
– Если ты превратишься, – продолжала она, – ты избавишься и от шины на ноге, и от астмы.
– Неужели?
Я не могла себе представить, как это – жить без моих болячек. Значит, можно стать нормальной! Но тут же я напомнила себе: нормальной, но мертвой.
А Апплес кивнула и расплылась в улыбке. Вытянув правую руку, она показала мне указательный палец.
– Помнишь, как я сломала ноготь, играя в волейбол? – спросила она. – Ноготь тогда совсем сошел.
Я кивнула. Помню, это было ужасно неприятно.
– Ну так смотри, – продолжала Апплес, помахивая передо мной пальцем. – Все зажило.
– Апплес! Прошло четыре года, конечно, с тех пор все зажило, – сказала я.
– Нет, зажило, когда я превратилась в вампира. Когда я шла на концерт, ногтя не было, а когда через четыре дня вернулась, палец был в порядке. Эта… женщина, которая передала мне Дар, говорила, что превращение излечивает от всего.
– Значит, ты укусишь меня, или как там это делается, и я стану такой, как ты?
Она кивнула.
– Но только сначала надо как следует все продумать. До того, как ты переменишься, должно пройти три дня, так что нам надо решить, как и где мы можем все это проделать, чтобы никто ничего не заподозрил. Но ты не бойся. Я никуда от тебя не отойду, буду за тобой смотреть.
– И после этого мы будем жить вечно?
– И нам всегда будет шестнадцать!
– А как же мама с папой?
– Им нельзя ничего говорить, – сказала Апплес. – Сама подумай, как им все это объяснить?
– Но мне же ты объяснила. Но Апплес покачала головой:
– Они не поймут. Ну как они смогут понять?
– Так же, как и я.
– Это не одно и то же.
– Значит, мы будем жить вечно, а мама с папой состарятся и умрут?
По лицу Апплес я поняла, что об этом она никогда не задумывалась.
– Не можем же мы превратить всех, – спустя некоторое время сказала она.
– Почему?
– Тогда нам не останется…
– Чего? – спросила я, потому что она замолчала.
Долгое время она молчала и не смотрела мне в глаза.
– Не останется, чем питаться, – сказала Апплес наконец. Видимо, я скривилась, потому что она быстро добавила: – Это не так противно, как кажется.
Она уже успела растолковать мне, чем настоящие вампиры отличаются от тех, кого показывают в кино или описывают в книгах, однако, несмотря на различия, все вампиры пьют кровь, а меня, прошу прощения, от этого тошнит. Апплес поднялась с кровати. Вид у нее был… не знаю, как лучше сказать? Смущенный. Грустный. Растерянный.
– Наверно, тебе нужно время, чтобы переварить все, что я тебе выложила, – сказала она.
Я медленно кивнула. Надо было что-то ей ответить, но я не представляла что. Голова не работала.
– Ну ладно, – сказала Апплес и ушла.
Я снова опустила подушку вниз, улеглась и уставилась в потолок, перебирая в мыслях все, что она мне рассказала.
Моя сестра – вампир! Нет, это невероятно!
Интересно, у нее все еще есть душа?
Впрочем, это вообще-то праздный вопрос. А у кого из нас есть душа? Это все равно что спрашивать: каков Бог? Из всех ответов на этот вопрос мне больше всего нравится, как Дипак Чопра говорит: «А кто спрашивает?» И правда, наверно, у разных людей Бог разный, даже и для одного-то человека Он разный в зависимости от того, какой ты сам в то время, когда спрашиваешь.
Мне кажется, что у нас есть души. Когда мы умираем, они продолжают жить. Но как тут быть с Апплес, не знаю. Она ведь мертвая, хотя остается с нами.
Она переменилась, но все равно она – моя старшая сестра, с которой вместе я росла. Просто теперь в ней появилось что-то новое. Наверно, это как с вопросом, каков Бог. Она – это она, а какой она кажется, зависит от того, какая я сама, когда задаю этот вопрос.
Мне иногда кажется, что о таких глубокомысленных вещах размышляют только дети. У взрослых мысли вечно заняты деньгами или политикой, словом, чем-нибудь, что имеет практическое значение. Такое впечатление, будто с годами они разучились думать о том, что составляет сущность человека.
Вот история, которая мне очень нравится: однажды Рамакришна, этот знаменитый в XIX веке духовный отец, молился, как вдруг его осенило, что молитва – занятие бессмысленное. В молитве он ищет Бога, но Бог вокруг него – и в молитвах, и в статуях, которые его окружают, Бог – это пол под ним, и стены, и всё-всё. Куда бы он ни посмотрел, он всюду видел Бога. И его это так потрясло, что он не сумел выразить свое впечатление словами. Он смог только танцевать и танцевал часами. Крутился, вертелся и дергался как заведенный.
Мне ужасно нравится представлять себе это – мудрый старец в развевающихся одеждах вдруг вскакивает и начинает плясать.
Как бы и мне хотелось танцевать! Я люблю музыку. Мне нравится, как она забирается в каждую мою пору. Если ваше тело движется под музыку, вы сами становитесь ее частью. Вы не просто танцуете под нее, вы будто бы помогаете ее творить.
Но я могу только крутиться, шаркая на одном месте, пока не задохнусь, и я слежу, чтобы никто меня при этом не видел. Даже Апплес.
А она-то как здорово танцует! Каждое ее движение такое гибкое и плавное.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106