– Мне не нужны твои извинения. Я понимаю, каково тебе. Не терзайся. Все будет хорошо. Просто я не могу так сразу.
Она отвернулась от него и устремила взгляд в лесную чащу.
Бехайм узнал, что быть отвергнутым в вежливой форме не намного приятнее, чем когда тебе отказывают прямо. Ему стало невмоготу слушать, как Агенор молотит по ставне, и он наконец сказал:
– Дьявол! Да что тебе нужно? – и приподнял металлический лист, так что стало чуть видно воду.
Послышался яростный плеск: это Агенор перебрался в дальний угол ямы. Бехайм устыдился своей вспышки гнева.
– В чем дело? – спросил он, не в силах скрыть раздражение.
До него донесся слабый всплеск и хриплый выдох.
– Вам больно? – Бехайм опустился на колени.
– Да, – сказал Агенор. – Но темнота исцеляет.
Последовавшее затем молчание, казалось, вытекало из черноты ямы, из мрачной глубины под блестящей полоской воды.
Бехайм растерялся.
– Что же мне делать? – спросил он. – Для вас все это может кончиться только смертью.
Ответа не последовало. Бехайм ждал. Что-то захлюпало, как будто Агенор двигал руками в воде.
– Отвести вас в замок? – обратился к нему Бехайм. – Конечно, не раньше чем стемнеет.
– Не раньше чем стемнеет?
Кажется, в голосе Агенора просквозила надежда.
– Тогда мне, разумеется, нужно будет вызвать из замка конвой, – сказал Бехайм.
– Ну конечно. – И снова молчание. – А если не в замок?
– Если это вам не по душе, придется... покончить с этим делом здесь. Госпожа Александра представляет Патриарха. Она будет свидетельницей всего, что вы нам поведаете.
– Понятно.
Внизу опять плеснуло и захлюпало. Бехайм представил себе, как Агенор гонит в темноте волны, размышляя.
– Мишель, – сказал старик, – спустись, пожалуйста, ко мне. Хочу увидеть тебя еще раз перед тем, как, – он вяло усмехнулся, – перед тем, как мы покончим с этим делом.
– Нет, господин.
– Понимаю, мой мальчик. Вполне тебя понимаю.
– Мне жаль.
– Ничего страшного. Глупо было просить тебя.
Воцарилась тишина. Затем, к изумлению Бехайма, из ямы донесся тихий, сдерживаемый смех – так мог бы смеяться человек, запершийся у себя в кабинете и тайно потешающийся над чем-то ему одному известным. Бехайму стало не по себе.
– А может быть, я ошибся? – произнес Агенор и снова рассмеялся. – Что, если я поступил неправильно?
– Не понимаю вас, господин.
– Ты ведь подвергнешь меня допросу, Мишель?
– Если вам это будет угодно.
– Я уверен, ты знаешь, какие вопросы следует задать.
– Знаю.
– Тогда, наверное, не стоит больше тянуть время, – сказал Агенор и через несколько секунд добавил: – Я замерз.
Бехайм не нашел слов утешения. К его горлу подступил комок, как будто от вот-вот заплачет, но глаза его были сухи, да и вряд ли бы он пролил мною слез над Агенором. Он больше не был уверен в том, что знает старика. То представление, которое у него о нем сложилось, оказалось хрупким и неверным.
А потом эта смерть Золотистой.
Несмотря на вседозволенность и жестокость, ставшие частью его новой жизни, он все еще во многом оставался человеком – во всяком случае, полицейским; и это конкретное убийство вызвало в нем отвращение, он испытывал гадливость при мысли о неслыханной разнузданности, с которой оно было совершено.
И все же в нем оставалось сочувствие к Агенору. Некоторые воспоминания о нем никак не вязались с его последними поступками. Бехайму не верилось, что воскрешаемые ими мгновения – всего лишь дрянная пустышка, а то истинное и доброе, что он в них раньше видел, – обман.
На его плечо легла рука Александры, и он сначала вздрогнул, а потом ему стало спокойнее оттого, что она рядом, и он накрыл ее руку своей.
– Знаете ли вы, – произнес Агенор, и в его голосе послышалось прежнее профессорское добродушие, – что вы двое будете первыми в нашей Семье свидетелями Озаряющего Жертвоприношения? Раньше те, кто наблюдал за этим ритуалом, вынуждены были слушать ответы на свои вопросы из темного укрытия. Но вы... вы сможете увидеть все своими глазами. Зрелище довольно эффектное. По крайней мере, я слышал это от слуг, которым довелось присутствовать на нем.
Дрожь в голосе выдавала, что его легкомысленный тон – напускной.
– Это хорошая возможность, – пробормотал Агенор. – Вы обязательно должны... – Он не закончил фразу, а лишь вздохнул в изнеможении, – видимо, у него больше не было сил разыгрывать роль. – Пусть это станет уроком тебе, мой друг, – сказал он и издал какой-то резкий звук – не то смех, не то рыдание, а потом заговорил решительнее, как будто вспомнил, что его слушает кто-то еще: – Уроком всем вам. Не нужны нам смертельные враги, эти паршивые людишки со своим дрекольем и факелами – мы сами все можем сделать, у нас есть сила самим растерзать собственные сердца.
Какое-то время он бултыхался в воде, она покрылась рябью и билась о черную земляную стену у края ямы, где стоял Бехайм.
– Вопросы надо задавать настойчиво, – сказал Агенор. – Если понадобится, кричите. Мне будет очень больно, и вам нужно будет докричаться до меня. Как только я услышу вопрос, я уцеплюсь за него, как за веревку, которая может вытащить меня из огня. Говорят, так это происходит. Фелипе считал, что допрос запускает какой-то мыслительный процесс, возможно, сродни тому, что протекает у индийских йогов, при этом смягчается боль. Может быть, что-то меняется в химии мозга. Хотелось бы надеяться, что он был прав.
Бехайма снедала какая-то тревога, вызванная, как он предполагал, борющимися в нем чувствами, и ему вдруг захотелось снять чугунную ставню с ямы и разом покончить со всем этим.
– В такие моменты позавидуешь христианам, – промолвил Агенор.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84