Я не был ограничен ни в еде, ни в питье, мог даже зазвать гостей и устроить вечеринку. Если выказывал желание иметь женщину, женщины всех мастей, черные, белые, желтые, удовлетворив нужду, стучались в мою каморку. Разумеется, Аои также, раздевшись догола, служила мне партнершей. В отношениях с ней я был махараджей женского туалета.
Но Татьяна «махараджу женского туалета» безжалостно низводила до «человека-свиньи». Появляясь после того, как я заканчивал есть, она говорила: «Свинья, вылизывай тарелку», и заставляла вылизывать унитаз. Если, случалось, я бросал на нее злобный взгляд, она с криком: «Как ты смеешь на меня так смотреть!», била меня ногами и, призвав гвардейца, засовывала в унитаз головой. Ей было явно не по душе, что я, как она считала, бью баклуши в туалете, она придумывала все новые и новые способы меня унизить и не успокаивалась, пока не приводила их в исполнение. Она заставила меня сбрить брови и растительность в паху, нацепила на меня ошейник и держала привязанным к унитазу. Не довольствуясь этим, она, взяв меня на поводок, водила на четвереньках, голого, по всему кораблю. А после шептала: «Сделай то же самое с Аои! Тогда и тебе в твоем унижении полегчает».
Для меня не была тайной причина ее досады. Как бы она надо мной ни измывалась, Аои от этого было ни тепло, ни холодно. Найди я в себе душевные силы вымещать на Аои пережитые унижения, Татьяна бы наверняка успокоилась, но в тот момент, когда я спустил курок, я вступил в совершенно иной мир. Ютясь в женском туалете, я чувствовал себя преображенным, как будто спустил в канализацию свое самолюбие, а с ним и все прежде питавшие меня чувства. Поэтому раз уж я не покончил с собой от отчаяния, сколько бы Татьяна надо мной ни изгалялась, у меня и в мыслях не было затащить кого-то еще в этот тупик, обрекая разделить мою участь.
Я спал, завернувшись в одеяло, в обнимку с унитазом. Как бы там ни было, эта жизнь, постоянно бросавшая меня из рая в ад, не была скучной. Один из гвардейцев, Харуо, оказавший мне в прошлом немало услуг, увидев, до чего меня довели, посочувствовал: «Ты не совершил ничего, чтобы заслужить такое!» И добавил, что, если б ему выпало подобное, он бы взбунтовался. Впрочем, вынужден был согласиться, что если поднять бунт в одиночку, все кончится тем, что вернут обратно на прежнее место, но продолжал горячиться: если б его раздели догола, обрили по всему телу и заперли в туалете, он бы уж тогда дал волю своей ярости, пусть бы это стоило ему жизни! По его словам, так поступает настоящий панк.
Харуо обещал переговорить с Татьяной и спасти меня. Я решил не вмешиваться и наблюдать, как все сложится. На следующий день мне дали одежду и послали в машинное отделение. В одном из его углов был устроен завод по очистке кокаина, и мне приказали работать на подхвате. За восьмичасовой рабочий день мне даже платили жалование и предоставили каюту, в несколько раз более просторную, чем туалет, но, несмотря на такое обращение, через три дня я вернулся в туалет. Дело в том, что Харуо проигрался и вместо меня три дня провел голым в туалете, где его линчевали друзья-гвардейцы. Такой вот высокой оказалась цена за мое спасение! С рассеченной губой, со вздувшимся глазом, Харуо, казалось, не мог понять причину ненависти Татьяны. «Меня-то за что?» – взывал он к ней, на что она, по его словам, сказала так: «Я не держу на тебя никакой обиды. Но ты должен раз и навсегда усвоить, к чему приводит неуместное сострадание».
Она и мне сказала нечто подобное. Мол, не держит на меня обиды. Просто я ей не нравлюсь. Молча улыбнувшись в ответ, я вернулся в свой обжитой туалет. В отличие от машинного отделения с его удушающей жарой и грохотом, в туалете стояла прохладная тишина. Время от времени забегали женщины, измученные морской болезнью, блевали и извергали содержимое расстроенных желудков, но даже это предпочтительней, чем вонь мазута в машинном отделении. Я боялся лишь одного – заболеть клаустрофобией.
В первое время преследовали галлюцинации, мне казалось, будто меня расплющивают о стену, снилось, что в соседней комнате меня замышляют сожрать акулы о четырех ногах, преследовал страх, что, пока я сплю, из унитаза выползет ядовитое насекомое и ужалит меня. В ужасе я перелезал через стену, бежал голым по коридору и подставлял себя солнцу на просторной палубе, но вскоре меня обнаруживал кто-нибудь из гвардейцев и пинками загонял назад. Все же, порываясь бежать, я в какой-то мере восполнял недостаток движения и разгонял скуку, на какое-то время это еще и помогало переносить замкнутое пространство.
Иногда Аои вместе с едой приносила очищенный в машинном отделении кокаин. Он предназначался для отправки в Европу и Японию. На корабле был настоящий наркотический рай. Гвардейцы и резервная армия беженцев употребляли кокаин, точно пили кофе. Многие заложники в отчаянии искали утешение в наркотиках, пока не становились законченными наркоманами. Это и есть истинный лик революции, которую провозглашает Брюс Ли. Его замысел в том и состоит, чтобы распространить в обществе наркотики и руками наркоманов вызвать общественные беспорядки. В самом деле, при тех гигантских суммах, которые приносит нелегальная продажа наркотиков, он вскоре сможет позволить себе без труда скупить небольшие страны Европы и Азии. Чем больше совершается преступлений на почве наркомании, тем богаче бандиты. Если тюрьмы будут переполнены, а при лечении наркомании станут использовать наркосодержащие препараты, наркотики будут легализованы. Близок день, когда государства, до последнего времени процветавшие как посредники на продаже ядерного оружия, ракет и танков, перестроятся на продажу наркотиков.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92