Б заднем проходе жгло. Все тело ниже пояса сковала усталость, и это было счастье.
Освободившись от кары трехдневным запором, Мицуру положил в свою чашку то, что не доели его новые сожители, и им вослед стал отправлять палочками в рот рис и курятину.
Четвертая империя?
Судя по всему, «Мироку-мару» по-прежнему бороздила Восточно-Китайское море. Об этом свидетельствовали запахи, наполнявшие воздух, и цвет воды. Когда судно движется, неодолимо хочется спать. Но это не значит, что удастся крепко уснуть. Мицуру видел прерывистые сны. Видеть сны было теперь единственным утешением. Даже кошмары, пока они не переступали границ сновидений, были предпочтительней действительности. Ему приснилось, будто он принимает ванну вместе с Яньянь. Она томно повернула в его сторону белую, гладкую спину. Приникнув ухом к ее спине, он слушает удары сердца. Ему кажется, что ее сердце передает какое-то важное сообщение. Вначале он различает ровный, плавный, убаюкивающий напев моряцкой песни. Но внезапно удары сердца учащаются, переходя в яростный, синкопический ритм. Похожую музыку он часто слышал в детстве. Ну конечно же, это увертюра к «Вильгельму Теллю»! Внезапно ритм сбивается. Яньянь тяжело дышит и дрожит. Ее сердце отчаянно колотится, торопится что-то передать ему, и он напрягает слух, пытаясь расшифровать его удары.
Наконец до Мицуру доходит сообщение, точно поднявшаяся со дна глубоководная рыба:
«Этосудноплыветвмириной».
Мицуру невольно отрывает ухо от спины Яньянь и через плечо заглядывает ей в лицо. Но перед ним уже Мисудзу.
Мицуру сквозь сон выбирается из ванны, чтобы убедиться, что Яньянь находится в каюте. Она учит Сяоманя писать иероглифы.
И еще был сон.
Мицуру видит Аои в комнате, отделенной от него стеклом. Это точь-в-точь ее комната в Ивакуре, та же кровать, тот же плюшевый тюлень. Но расположена она на корабле. Спиной к нему на полу сидит, скрестив ноги, голый по пояс мужчина. Взгляд Аои прикован к его паху. Рот полуоткрыт, на губах играет предвкушающая улыбка.
Она что-то шепчет мужчине, но через стекло не доносится ни звука. Мицуру догадывается, что сейчас он станет свидетелем полового акта, стучит по стеклу, надеясь удержать Аои, но она не обращает на него ни малейшего внимания. Охваченный обидой и ревностью, Мицуру судорожно лупит по стеклу. И вдруг стекло покрывается паром, и уже не видно, что за ним происходит. Он трет ладонью по стеклу, но ничего не видно. Моросит дождь. Теплый, мягкий дождь омывает его тело. Дождь пахнет плодами гингко.
Мицуру вновь просыпается, каюта полнится запахом китайских пельменей. Шаолун, сделав знак рукой, приглашает его:
– Поешьте с нами!
Такое впечатление, что провел на этом корабле уже несколько месяцев. Отчего-то дни, проведенные с Аои на суше, кажутся далеким прошлым. Наверно, потому, что на море время проходит как во сне…
Внезапно чья-то рука снаружи отперла запертую изнутри дверь. В каюту вошел Харуо. Мицуру поднял голову – конец передышке?
– Брюс Ли выступает с речью перед заложниками, – возвестил Харуо. – У тебя есть шанс встретиться с Аои. Беги в дискотеку!
Итак, на сцену выходит босс, средоточие ненависти заложников. Харуо, подхватив Мицуру под руку, точно препровождая его, поспешил по коридору. Гвардейцы, обходя каюты, выгоняли заложников и направляли в ту же сторону. Стуча каблуками башмаков, хохоча, они пихали испуганных людей, трясясь под ухающий ритм, доносящийся из дискотеки. Глаза невольников запали, щеки ввалились. Бедственное положение усугубляла непрерывно терзавшая их морская болезнь: желудки, как и головы, были охвачены паникой. Всячески третировать заложников гвардейцы считали своим служебным долгом. Или они хотели выместить на них все свои прошлые неудачи на берегу?
Мицуру вряд ли бы рискнул поделиться с кем-либо своими мыслями, но он всегда считал, что всю эту слоняющуюся по городским улицам шпану следовало забрить в солдаты, сколотив отряд наемников-головорезов. Но как ни стыдно признать, здесь, на этом корабле, его желание осуществилось в полной мере – мерзавцы, измывавшиеся над ним и другими пассажирами, были той самой городской шпаной, обращенной в наемное войско. Где б они ни были, на суше или на море, их повадки не менялись. Или избивать невинных людей вошло у них в плоть и кровь?
У входа в дискотеку подручные Кети спрашивали у заложников имена и по одному вталкивали в полутемный зал. Жаркий, спертый воздух, в котором стояла вонь немытых ног и пота, сотрясался бацающим по голове ритмом ударника и гитар. В зале, искрошенном вспышками света, отплясывали гвардейцы и проститутки. Заложники жались по стенкам. Мицуру искал Аои, но на глаза попадались лишь проститутки, точно проплывающие в неоновом свете ночного города. Он спросил на ухо Харуо:
– Аои не пришла?
– Но Аои ведь не заложница!
Неожиданно зал осветился, ансамбль заиграл что-то вроде марша, толпа раздвинулась, образовав проход. Вперед вышел великан, видом похожий на чиновника, окруженный со всех сторон гвардейцами. Мицуру уже сталкивался с ним, когда вместе с Аои блуждал по ночному кораблю. Несомненно, тогда-то этот тип и положил на нее глаз. За великаном увивался переводчик Самэсу.
– Господа пассажиры, вы уже успели вдоволь насладиться морским круизом? вас хочет поприветствовать генеральный секретарь «Мироку-мару» Брюс Ли.
Притворно приторным тоном Самэсу произнес несколько слов в виде вступления. Гвардейцы, еще разгоряченные после танцев, вытолкнули заложников, стоявших у стен, в центр зала, к ним волей-неволей присоединялись и те, что только что вошли.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92