Очевидно, одно только выпускание газов ничего не даст. Давление в желудке от этого возрастает, того гляди, не останется прохода для газов. Все что угодно, только не смерть от запора!
Когда Мицуру вышел из туалета, женщина и ребенок уже вылезли из постели и, стоя, смотрели на него с улыбками на лицах.
– Ну же, присядьте. – Мицуру предложил им стулья, а сам опустился на кровать. – Я не успел спросить, как вас зовут.
Он сказал это по-японски, но они ничего не поняли. Женщина достала из своей дорожной сумки бумагу и карандаш и написала по-китайски: «Как вы себя чувствуете?» Мицуру в ответ написал одно слово: «Запор». Женщина написала: «Ложитесь». Мицуру, ничего не подозревая, лег, и в ту же минуту женщина внезапно ткнула ему пальцем в промежность, возле заднего прохода. Мицуру инстинктивно сжался. «Это еще что такое!» – возмутился он. Женщина начала оправдываться, застенчиво улыбаясь, но смысла он не понял. Мицуру нацарапал: «Проститутка не требуется. До свидания». Женщина перечеркнула его строки карандашом, приписала: «Я не проститутка», – и отвернулась. Она, по-видимому, не собиралась уходить, поэтому он попробовал по-английски спросить, как ее зовут и что она здесь делает. Женщина, перестав сердиться, написала: «Го Янь-янь». Он понял, что это ее имя. Ребенка звали Сяо-мань. Ни с помощью английского, ни с помощью карандаша не удалось узнать, почему она находится здесь и что намерена делать. Как он ни складывал на бумажке иероглифы, она не понимала, о чем он толкует. Попытался объясниться на языке жестов, но и это ни к чему не привело. Только услышав, как ребенок обращается к ней «Ma!», догадался, что она его мать, после чего его напряжение немного ослабло. Но его по-прежнему смущала эта странная парочка: мать, тыкающая незнакомому мужчине в пах, и молча наблюдающий сынок.
Мицуру написал: «Где отец?» – и показал малышу. Тот, склонив голову набок, вывел: «Папа умер». К этому Яньянь приписала: «Муж умер насильственной смертью», – во всяком случае, так он истолковал ее иероглифы. Он не решился спросить, кем был ее муж и почему умер.
Разговор прервался. Яньянь шепнула что-то на ухо сыну и подтолкнула его к выходу. «Куда он идет?» – спросил Мицуру. Женщина написала: «Сяомань пошел искать женщину, больную лунатизмом». Очевидно, они собирались помочь ему отыскать Аои. Мицуру поблагодарил, сказав: «Се-се», и проводил мальчика до дверей. Он хотел выйти вместе с ним в коридор, но Яньянь его остановила. Он послушно ей подчинился. Харуо сказал, что с наступлением ночи гвардейцы начнут охоту на заложников. Чтобы убить время? Чтобы разрядить избыток энергии? Стать орудием для разминки застоявшихся в бездействии гвардейцев, нет уж, спасибо. Ему стало ужасно жалко Вельветмена, который, ничего не подозревая, мог легко стать жертвой жестокого избиения. В условиях этого балагана под названием «военное положение» можно только позавидовать детям, которые свободно снуют по всему кораблю.
Так-то оно так, но не подвергается ли опасности и Аои, блуждая одна по ночам? Что, если ее схватят озверевшие гвардейцы и изнасилуют? Харуо сказал, что Аои стала наложницей Брюса Ли. Если этот человек с шутовским именем и есть закулисный руководитель, Аои находится в безопасности? Нет, еще неизвестно, что ей угрожает от самого этого закулисного махинатора. Примерно через час Сяомань вернулся. Он доложил матери о результатах, и она написала его слова на бумажке. Мицуру понял, что тот повсюду искал Аои в толпе, но не нашел.
Кара запором продолжалась.
Яньянь предложила Мицуру чай и печенье. Когда их глаза встречались, она едва заметно улыбалась, стараясь его не обидеть. Время от времени она, запинаясь, робко заговаривала с Мицуру, ласково бранила балованного сына, точно у себя дома. Как-то само собой Мицуру превратился в гостя, приглашенного к чужому семейному очагу.
У Сяоманя слипались глаза. Понукаемый матерью, он торжественно сказал Мицуру: «Вань-ань», и забрался в постель. Яньянь, повернувшись спиной к Мицуру, начала переодеваться. Уставившись на откинувшуюся назад плотную спину, он захотел прижаться щекой к ее гладкой белизне. Женщина, точно почувствовав его взгляд, медленно повернулась. Мицуру поспешно опустил глаза, смущенно почесывая лоб. Решив, что уже можно, он поднял голову, но она, полураздетая, все еще смотрела в его сторону, прикрывая руками груди. Не зная, куда девать глаза, он бросился на кровать и зарылся лицом в подушку.
Спустя несколько часов в коридоре внезапно послышался шум, и Мицуру проснулся. Яньянь как раз собиралась выйти из каюты. Качка продолжалась, но двигатель не работал. Взглянул в иллюминатор, но там не было ничего, кроме моря, блестевшего, как чешуя, при свете луны и бортовых огней.
Примерно через час судно возобновило движение, Мицуру вновь погрузился в сон, Яньянь не возвращалась.
Когда он проснулся в следующий раз, двигатель корабля вновь замер. Сяомань спал, Яньянь все еще не пришла, в иллюминаторе смутно виднелись очертания острова. Но, судя по тому, что на острове не было никаких огней, он был необитаем.
Наконец наступило утро. Зайдя на цыпочках в загаженный гальюн, нашел унитаз почище, присел, и тотчас вода там вскипела фонтаном, вверх хлынуло дерьмо, затопляя все вокруг. Выбравшись из этого «дерьмового» сна, Мицуру обнаружил, что население каюты увеличилось на одного человека. Каюта была наполнена вонью гниющих водорослей и животного жира, а обладатель этих запахов спал без задних ног, прилипнув, как слизняк, к полу. В этот момент Сяомань тоже проснулся и, заметив этого, казалось, насквозь отсыревшего человека, преспокойно разлегшегося посреди каюты, завопил:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92