Не отвечать? Не бить? Опять, стало быть, сдержался? Скрепился? А если бы разозлился Безрод, распустил руки? Уж Сивый точно знает, как спровадить человека на тот свет. У Здрава глаз на такие дела наметан, кроме того – на заставах других не держат. Стражника прошиб холодный пот. Вот смеху будет, если не сегодня-завтра Безрод и полуночный купец выйдут на пристань требовать платы по долгу! У всех по одному! Будет ли купцам так же весело?– Ну ты, парень, даешь! Уж так получается, что княжью честь пуще меня бережешь.– Кому честь, а кому бы ноги снесть! – прошептал Безрод и ухмыльнулся разбитыми губами.Брань услышал, но промолчал.– А ведь по миру купчин пустят! Что один, что другой! – Здрав повернулся к Дубине.Тот засмеялся:– По мне, так пусть я один и останусь!– Хитер старый бобер!– Не старый. Просто живу долго. А безвинного сроду не бил.– Отведи меня к морю, – шепнул Безрод.– К морю хочет, – мрачно буркнул Здрав и выпрямился.– Я помогу. – Полуночный купец осторожно поставил Безрода на ноги.– И то ладно. Мне же в терем дорога. – Брань кивнул своим стражникам. – Ступайте за мной, сонные тетери!
Оттнир и Безрод шли к морю через всю пристань. На купцов даже не глядели. А захотели бы взглянуть – ни одной пары глаз не нашли. Все под брови попрятались. Купцы чесали затылки, ломали шапки в руках да прикидывали отступные. Ничего хорошего не выходило, хотя… не сегодня-завтра оттниры нагрянут, а там еще с полуночника взыщут. А то и весь товар отберут, если сбежать не успеет.Кое-как доковыляли до берега, и Безрод без сил опустился на гальку.– Чего полез, дурень? Зашибить ведь могли! – Купец присел рядом.– Так ведь и зашибли.– Насмерть, говорю.– Пустое… – Безрод устало ухмыльнулся.– А чего сам не бил?Сивый промолчал.– Странная штука жизнь, в сыновья мне годишься, а нынче ты мне заместо родителя. Жизнь подарил.– Ни отца у меня, ни матери, и какого роду-племени – не знаю. – Безрод усмехнулся, покосился на купца. – А может быть, полуночник я.Купец задумался, прикусил ус.– А годков тебе, парень, сколько?– Тридцать с лишком.Полуночник недоверчиво покосился. Ишь ты, тридцать с лишком! Уже седой совсем! Почесал затылок.– Сосед у меня есть. Белый Авнюр. Что-то около твоих лет тому назад и пропал у него сынок.Безрод улыбнулся разбитыми губами:– Пустое. Ты-то кто будешь?– Люндаллен я.– Уходи, Люндаллен, отсюда. Нынче же ночью. Не тяни. Знал ведь, к чему дело катится, чего приехал?– Я торговый гость. Мне…– Говорить тяжко, язык не ворочается. Не заставляй повторять. Не сегодня-завтра ваши нагрянут. Первым ляжешь, на тебе наши оторвутся. Убьют, и как звать не спросят.Купец нахмурился.– Бросай все. Что успел – то унес. Один?– С доченькой.– Увози… – Безрод закашлялся, его переломило пополам, застучало о берег побитым телом. – Увози… Сейчас же…– На островах будешь, заходи. На Тумире меня всякая собака знает. – Люндаллен наклонился, неловко обнял Безрода, поцеловал в макушку, будто отец сына, и зашагал прочь.Безрод подполз к морю. Больше не к кому за лаской идти. Раздеться сил не осталось, так и вполз в воду одетым. Вот-вот зальет всего тошнотой, слова станет не вымолвить. Пусть ласкает море синяки и ссадины. Сегодня мало не убили, завтра и вовсе под горку закатают. Уж так на пристани ударить хотелось, в глазах потемнело. Но стиснул зубы и скрепился. Чуть не забыл обо всем на свете. Купчишки в раж вошли, разъярились, думали – страшно седому, от боли ревет. Дурачье! На Чернолесской заставе, бывало, загонял Волочек пяток воев поздоровее в избу, давал к темноте привыкнуть и запускал остальных по одному, без доспеха. Один доспех – рубаха на ребрах. Там-то похлеще было. То не купцы гладили, то вои били, каждый быка наземь валил. Ничего, выходил заживо. Поначалу воевода чару кваса не успевал допить, выкидывали из избы полудохлого. А как пошел счет на три чары – Волочек первый раз в сечу допустил. Крутился тогда в избе, как уж на противне. Насколько будешь скор, настолько и жив.Как добрался до корчмы, и сам не помнил. К себе в каморку поднялся, а дальше – туман.
– …А ты не гляди, что худ! В нем костей на целый пуд.Безрод открыл глаза. Стоят Брань и давешний ворожец, глядят внимательно. Стюжень поднес руку ко лбу, и такое блаженство затопило гудящую голову, будто уже помер, от земных болей освободился. Вдохнуть не успел, как обратно в сон провалился, только сон чистый и легкий, без мути в груди и шума в голове…Долго проспал или нет, сам не знал. Открыл глаза, а Стюжень еще тут. Один. Брань, видать, службу дальше понес. Привел ворожца, ус покрутил и ушел.– Чего пришел?– Ну до чего хозяин грозен! И суров и сердит, аж бровями шевелит! Лучше?– Лучше, – буркнул Сивый и попробовал встать.Старик не мешал.– Ты ведь Волочков человек?– Был. Чего надо?Безрод встал ни легко ни тяжело.– Князь к себе зовет.– Своих пусть зовет. Не пойду.– Боишься?– Ага, языка своего боюсь. Бед не натворил бы.– Отвада хочет узнать про то, что на Чернолесской заставе приключилось. Почему выжил только ты, почему не открылся, почему шастаешь без пояса. – Старик сел на бочку. – Что нынче на пристани случилось?Нынче? Так день еще не кончился?– Нельзя мне в терем. Князь больно сердит. Невзлюбил меня почему-то. Нет, не пойду.– А тот парень белобрысый, которого ты притащил, на поправку пошел. Гремляш зовут. Ты ему навроде отца теперь. Зайди, проведай.Чудно! Был один, словно дуб в чистом поле, теперь что ни день сынок находится! Полуночный купец Люндаллен, теперь вот Гремляш.– Ты еще корчмаря Еську мне в сыновья сосватай. Нет, не пойду в терем. Больно сердит князь.– Да уж. Зол Отвада. Отпираться не стану.– А чего сердится?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25