Мортимер. Ты и представить себе не можешь, какая тяжесть свалилась с моих плеч. Сюда я входил столетним стариком, а выхожу двухлетним малышом, у которого все радости жизни еще впереди.
(Он уходит. Как только за ним закрывается дверь, атмосфера в гостиной меняется. Напряжение спадает, уступая место облегчению.)
Джон. Констанс, ты кремень. Я этого никогда не забуду. Никогда, до последнего вздоха. Клянусь Богом, ну и выдержка у тебя. Меня бросало то в жар, то в холод, а ты и глазом не моргнула. Констанс. Между прочим, вот твой портсигар. Тебе бы припаять к нему кольцо и вешать на цепочку для часов. Джон. Нет, нет. Оставь его для себя. Я уже староват для таких сюрпризов. Констанс. Между прочим, кто-нибудь видел, как вы входили в дом? Джон. Нет, мы воспользовались ключом Мари-Луизы. Констанс. Это хорошо. Если Мортимер спросит слуг, они ничего не смогут ему сказать. Мне пришлось пойти на такой риск. Мари-Луиза (стыдливо) . О, Констанс, могу представить себе, какого ты теперь обо мне мнения. Констанс. Я? Такого же, как и прежде. Считаю, что ты очень мила, Мари-Луиза. Мари-Луиза. Нет, быть такого не может. Я так отвратительно себя вела. Чувствую себя такой свиньей. А у тебя был шанс отплатить мне сполна, и ты им не воспользовалась. Мне так стыдно. Констанс (с улыбкой) . За то, что завела роман с Джоном или потому, что попалась? Мари-Луиза. О, Констанс, не будь такой бессердечной. Скажи все, что ты хочешь, ругай меня, кричи на меня, но не улыбайся мне. Я в ужасном положении. Констанс. Ты хочешь, чтобы я устроила сцену ревности. Я знаю и сочувствую. Но дело в том, что Мортимер не сказал мне ничего нового. Мари-Луиза (в ужасе) . Ты все знала? Констанс. Разумеется, дорогая. И последние шесть месяцев прилагала отчаянные усилия к тому, чтобы мои друзья и родственники не поделились со мной вашим страшным секретом. Давалось мне это нелегко. Мама с ее глубоким знанием жизни, Марта с ее страстью говорить правду, чего бы это ни стоило, Барбара с ее молчаливым сочувствием подводили меня к последней черте. Но до сегодняшнего дня, пока тайное не стало явным, я могла игнорировать все факты, которые, должна сказать, довольно грубо подсовывали мне под нос. Мари-Луиза. Но почему, почему? Это же не по-человечески. Почему ты ничего не предприняла? Констанс. А вот это, дорогая, мое дело. Мари-Луиза (думая, что знает, в чем дело) . Да, я понимаю. Констанс (довольно резко) . Нет, не понимаешь. Я хранила Джону абсолютную верность. И терпела твою интрижку не для того, чтобы прикрыть ее собственную. Мари-Луиза (ей становится не по себе) . Мне всегда казалось, что ты смеешься надо мной. Констанс (добродушно) . Дорогая моя, не стоит тебе обижаться только из-за того, что я не доставила тебе удовольствия ходить обманутой все эти месяцы. Мари-Луиза. У меня кружится голова. Констанс. Жаль такую красивую головку. Почему бы тебе не прилечь? Ты же должна хорошо выглядеть на обеде с Ванкуверсами. Мари-Луиза. А где, интересно, сейчас Мортимер? Констанс. Ты помнишь жемчужное ожерелье, которое ты показала мне на днях, сказав, что, по мнение Мортимера оно стоит слишком дорого. Так вот, он поехал в «Картье», чтобы купить его для тебя. Мари-Луиза (сразу оживившись) . О, Констанс, ты думаешь, поехал? Констанс. Я думаю, что все мужчины с рождения знают, что единственный способ излечить рану, нанесенную ими нежной женской душе — купить у ювелиров дорогое украшение. Мари-Луиза. И ему хватит ума привезти ожерелье домой, чтобы я смогла надеть его этим вечером? Констанс. Дорогая моя, только не будь дурой и не хватайся за ожерелье. Помни, что Мортимер нанес тебе ужасное оскорбление, прилюдно выдвинул самое страшное обвинение, какое муж может выдвинуть жене, растоптал твою любовь, изничтожил твое доверие к нему. Мари-Луиза. Как ты права, Констанс. Констанс. И уж конечно, не мне учить тебя, что надо делать. Отказывайся говорить с ним, не позволяй произнести и слова в свою защиту. Плачь, чтобы он понял, какое он чудовище, но не очень сильно, чтобы не опухли глаза. Скажи, что уходишь от него, и, рыдая, беги к двери, но не очень быстро, чтобы он успел остановить тебя до того, как ты ее откроешь. Снова и снова повторяй одно и тоже, это их выматывает, а если он будет что-то говорить, не обращай внимания, как заведенная, тверди свое. И наконец, когда ты доведешь его до отчаяния, когда голова у него начнет раскалываться, а пот будет литься из каждый поры, когда он прочувствует, что натворил, только тогда пойди ему навстречу, исключительно потому, что не отличаешься злопамятностью и по натуре очень добра, и соблаговоли принять, не прими, а именно соблаговоли, это самое жемчужное ожерелье, за которое бедолага только что заплатил десять тысяч фунтов. Мари-Луиза (не без самодовольства) . Двенадцать, дорогая. Констанс. И не благодари его. Не давай спуска. Пусть он благодарит тебя за услугу, которую ты оказала ему, взяв его подарок. Ты на машине? Мари-Луиза. Нет, я была в таком состоянии, что приехала на такси. Констанс. Джон, проводи Мари-Луизу и посади на такси. Мари-Луиза. Нет, только не Джон. Я не могу. В конце концов, должна же я соблюдать хоть какие-то приличия. Констанс. Неужели? Ладно, пусть тебя проводит Бернард. Бернард. Я с удовольствием. Констанс (Бернарду) . Но сразу вернешься, не так ли? Бернард. Само собой. Мари-Луиза (целуя Констанс) . Для меня это был хороший урок. Я не дура, Констанс. Учеба идет мне на пользу. Констанс. Надеюсь, теперь ты хотя бы не будешь пренебрегать осторожностью.
(Мари-Луиза выходит, Бернард Керсал — следом.)
Джон.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26