– Санглен, но мы ничего не можем сделать. Я не могу приказать ни арестовать канцлера, ни произвести у него обыск, но мальчик твой (поблагодари его от моего имени как следует), как ты выражаешься, пускай продолжает наблюдать. Ничто не должно от него укрыться. И все, без исключения, его записки показывай мне. Не откладывая. Сразу же неси.
Возвращаясь к себе, я вдруг совершенно крамольно подумал о том, что, может быть, группу виленских бонапартистов возглавляет совсем не граф де Шуазель, а канцлер Николай Петрович Румянцев. Мысль крамольная, дикая, но, увы, не беспочвенная.
Дома меня дожидался полковник Розен, как всегда, неутомимый и исполнительный.
Сияя, он тут же сообщил мне, что шевалье де Местр является полковником французской службы, что он послан, судя по всему, варшавским резидентом Биньоном и что сегодня шевалье встречался в городском саду с аббатом Лотреком, графом де Шуазелем и месье Вуатеном, учителем.
Де Местр вручил графу де Шуазелю небольшой пакетик, перевязанный синей бечевкой – видимо, это были новые инструкции, посланные из Варшавы. А один маленький конвертик шевалье передал месье Вуатену.
Что ж, появление у нас шевалье де Местра – новость совсем не плохая, скорее уж напротив.
Группа виленских бонапартистов все разрастается. Чем их больше, тем больше будет наш улов. А они, судя по всему, все будут прибывать и прибывать. Милости просим, господа, мы вас ждем с распростертыми объятиями. Военная полиция при особе военного министра готовится к приему гостей. Уж мы постараемся принять вас на славу.
Когда Розен ушел от меня, я тут же набросал записку к сыну аптекаря и по возможности просил выяснить хотя бы примерное содержание того конверта, который шевалье де Местр вручил месье Вуатену во время их свидания в городском саду. Я чувствую, что там могло быть письмо для графа Румянцева.

Мая 1 дня. Семь часов вечера

Именно так все и вышло. Я был совершенно прав, хотя сам не очень-то верил в свою правоту, полагая, что та шальная мыслишка залетела, и не более того. Но получилось иначе.
Около одиннадцати ко мне прибежал необычайно возбужденный сын аптекаря, и вот что он рассказал, спеша и задыхаясь (при этом лицо даже не горело, а пылало, глаза же, казалось, вот-вот готовы были выскочить из орбит).
Вчера после ужина канцлер Румянцев позвал к себе в кабинет месье Вуатена и его.
В самом центре громадного письменного стола находился распечатанный конвертик (это был именно тот, что передал шевалье де Местр), а рядом лежал лист, весь исписанный рукой человека, которая заставляла сотрясаться всю Европу. Да, то было письмо самого Бонапарта.
Канцлер указал рукой на раскрытый лист и сказал, что получил письмо от императора Франции.
Далее он сообщил, что император отправляет в Вильну своего специального посланника графа Нарбонна и заботу о нем поручает моим людям.
– А это ведь вы, – прибавил Румянцев, глядя на месье Вуатена и сына аптекаря, который ныне являлся секретарем Вуатена и его клевретом. – И вам я поручаю заботу о безопасности графа де Нарбонна и том, чтобы нежелательные взгляды и чересчур любопытные уши ничего не выведали.
Еще канцлер добавил, что граф де Нарбонн выехал из Дрездена вчера ночью.
Доставленные сыном аптекаря сведения были настолько важными, и я был настолько взволнован, что у меня даже не было сил по-настоящему поблагодарить мальчика (но это я еще непременно сделаю).
Во рту пересохло, язык онемел. Я потряс сыну аптекаря руку, судорожно обнял его, нервно похлопал по плечу и опрометью кинулся к Виленскому замку.
Государь, кажется, тоже был потрясен услышанным, но принял происшедшее более спокойно, чем я. Во всяком случае, способность думать и говорить ясно отнюдь не оставила его в эти минуты.
Александр Павлович улыбнулся и сказал мне ласково:
– Не волнуйся, голубчик. Конечно, чрезвычайно неприятно, что канцлер Российской империи находится в переписке с Бонапартом, кажется, собирающимся эту империю разрушить. Но отрадно то, что мы знаем, пусть и в общих чертах, содержание письма, присланного Бонапартом к графу Румянцеву. Кроме того, мы знаем и то, кто передал это письмо. У нас есть человек, который, надеюсь, и в дальнейшем будет сообщать нам сведения исключительной ценности. И, наконец, мы своевременно узнали о приезде в Вильну графа де Нарбонна, и у нас есть возможность подготовиться к встрече с эмиссаром императора Франции.
Слова, сказанные Александром Павловичем, меня совершенно успокоили. Конечно, тут сыграл свою роль ласковый, мягкий тон государя, но главное – смысл его слов, исключительная ясность того, как он говорил.
Я вернулся к себе и тут же написал записку майору Бистрому.
Сообщил ему, что граф де Нарбонн уже выехал и что нужно готовиться к его встрече, напомнив, что графа с его свитой необходимо пустить непролазными проселками – просчета тут быть никак не должно.

Мая 2 дня. Одиннадцатый час ночи

Завтракал с полицмейстером Вейсом в трактире Кришкевича.
Вейс рассказал мне, что получил сегодня утром письмо из Берлина от обер-полицмейстера Грунера уведомление, что генерал-адъютант Бонапарте граф де Нарбонн уже отправился в Вильну.
Грунер известил также Вейса, что в свите графа де Нарбонна находятся следующие лица: капитан Фибер Себастиани, поручик Роган Шабо, курьер Гаро, камердинер Батист Гранто, лакеи Кристиан Мере и Франсуа Пери.
Днем я получил записку от сына аптекаря. Он сообщал, что он и месье Вуатен около полудня имели встречу в городском саду с графом де Шуазелем. Тот велел передать канцлеру Румянцеву следующее.
Дивизионный генерал Нарбонн уже прибыл в Белосток, а из Белостока отправился в Варшаву, где ненадолго задержался.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49