Чиновники мне рассказали, что видели в трактирах людей министра полиции Балашова, отряженных, видимо, с тою же целью, что и они.
Это известие ужасно меня задело, и я решил сам ходить по трактирам и во что бы то ни стало опередить негодяя Балашова. Не хватало еще, чтобы он первым обнаружил агентов Бонапарта!
У Замковых ворот встретил полковника Закревского – он заведует Особой канцелярией при Барклае-де-Толли и вообще заправляет тут, увы, довольно многим.
Закревский – продувная бестия, интриган, обманщик и вдобавок ко всему хам. Оглядывая меня с нагловатой усмешкой, он спросил:
– Ну что, Яков Иваныч, много ли французских офицеров отыскали вы в Вильне? Есть чем порадовать императора Александра?
Я выпустил из себя сладчайшую улыбку, пробормотал «Ищем, ищем, Александр Арсеньевич», и пустился дальше.
Я как раз спешил в трактир Кришкевича, это самый чистый и во всех отношениях превосходный трактир в Вильне, так что если где и обитать французским шпионам, то именно тут.
У Кришкевича каждый день с двенадцати до четырех пополудни и позже можно найти вкусный обед по самой умеренной цене (15 копеек за порцию); к ужину собираются с девяти часов вечера. Говорят, посетители этого трактира имеют право пользоваться каждый год бесплатно угощением в сочельник пред Рождеством Христовым, а в продолжение святой недели пасхою.
В этот час народу у Кришкевича было не много. Мое внимание привлек один поляк. У него явно была военная выправка. Он пил напропалую шампанское и нещадно бранил Наполеона. Посетители и те, кто прислуживал в зале, его явно сторонились и глядели на него с опаской. Я же подошел и завел с ним разговор.
Он еще сильнее припустился на Бонапарта, явно высматривая, какое впечатление производят его слова. Тогда я стал поругивать, прости мне Бог, Александра Павловича. Тут пришел черед испугаться поляку. Он недоверчиво посмотрел на меня и замолчал. Посетители стали улыбаться. Отсев за отдельный столик, я написал записку полицмейстеру Вейсу, дабы он прислал поляка ко мне к семи часам вечера.
Времени еще было достаточно. Я прошелся по Доминиканской и Свенто-Янской улицам, встретил генерал-интенданта Егора Францевича Канкрина (впоследствии министр финансов и автор многих книг, от учено-экономических до романов. – Позднейшее примечание Я. И. де Санглена ). Он шел под своим неизменным зеленым зонтиком.
Он, конечно, невероятный чудак, но умница необыкновенный. И в нем есть какая-то странная и даже неожиданная для финансиста честность. Канкрин, кстати, тоже знает, что мне велено искать французских офицеров, и вообще знает про агентов Бонапарте. Господи, хоть бы мне удалось сохранить тайну графини Коссаковской!

Апреля 19 дня. Одиннадцать часов ночи

Поляк явился ровно к семи вечера, как и было ему назначено.
Я потчевал его чаем, расспрашивал об его житье-бытье. Разговора о политике не было и в помине.
«Гость» поведал мне, что с двумя своими товарищами хотел бы возвратиться в Варшаву, но что, вероятно, теперь никого не пропустят. Я отвечал, что попробую ему помочь в этом деле.
Тут же вызвал к себе на квартиру начальника моей канцелярии Протопопова, чтобы записать имена поляка и его двух товарищей и заготовить им паспорты.
Пока тянулась эта канитель, полицмейстер Вейс вместе с полковниками Розеном и Лангом, как всегда, неутомимыми, по моему распоряжению, предварительно ими полученному, произвели в квартире поляка сокрушительный обыск.
Я приказал им взломать полы, а в случае нужды – трубы и печи. Сам же старался как можно долее задержать своего гостя. Он, кстати, назвался шляхтичем Дранженевским, никогда не служившим в военной службе.
Около восьми часов явился полицмейстер Вейс, вымазанный в саже и известке, весь обсыпанный древесной пылью, но бесконечно счастливый, с застывшей на лице блаженной улыбкой.
Я вышел из комнаты, приказав караулу гостя не выпускать.
Вейс, находившийся в состоянии какого-то лихорадочного возбуждения, вручил мне следующие бумаги, которые были обнаружены в печной трубе и под полом: 1) инструкция генерала Рожнецкого, данная поручику Дранженевскому; 2) патент на чин поручика, подписанный самим Бонапарте; 3) записки Дранженевского о нашей армии и наших генералах. И еще полицмейстер представил мне замшевый пояс, в который было вложено пять тысяч червонцев (нужно проверить, не фальшивые ли они; Вейс обещал выяснить).
Со всеми этими бесценными сокровищами я вернулся в комнату и начал форменный допрос поручика.
Тот был в ужасе. Казалось, глаза у него вылезут из орбит.
Я подумал даже, что он заплачет или грохнется в обморок при виде бумаг, которые я вывалил на стол.
Отпираться было бессмысленно, и он во всем почти сразу сознался, назвав имена и двух своих товарищей. Получив от Дранженевского их адреса, я отдал приказ Вейсу, Бистрому, Розену и Лангу взять с собой еще шестерых солдат из караула и арестовать сообщников поручика Дранженевского.
Не успели еще все они отправиться, как меня срочно вызвал государь.
Только завидев меня, Александр Павлович сразу же сказал:
– Санглен, ты так никого и не смог до сих пор отыскать, а вот Балашов – молодец! Он уже представил мне трех шпионов. Это французские офицеры, им обнаруженные. И я велел уже их арестовать.
– А представил ли Балашов вашему величеству документы о французских шпионах? – резонно осведомился я и тут же добавил: – Доказательства тут совершенно необходимы, а то любого иностранца можно объявить шпионом.
Государь сказал, поглядывая на меня несколько изумленно – он, видимо, полагал, что известие о балашовской «победе» повергнет меня в прах, и еще он, видимо, не мог предположить, что министр полиции станет его надувать:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49