- Мне кажется, достопочтенный, что дворянин твоего сына страстно желает поведать тебе нечто крайне важное и безотлагательное.
Он обращался к герцогу в единственном числе, так как разговор велся на той своеобразной итализированной латыни, что в те времена еще довольно широко употреблялась в среде римской аристократии и в международном общении.
Проследив за взглядом императора, герцог утвердительно кивнул, сразу же извинился, что вынужден ненадолго отлучиться, и поднялся с кресла. Облегченно вздохнув, Габриель спешно направился к нему.
- Вас прислал мой сын, виконт? - спросил герцог, когда тот подошел.
- Да, монсеньор. Он велел передать, что согласен.
- А поконкретнее?
- К сожалению, монсеньор, обстоятельства не располагали к тому, чтобы давать мне более конкретное поручение. Однако из нашего разговора, предшествовавшего появлению этих обстоятельств, можно с уверенностью предположить, что монсеньор сын ваш не станет возражать, если вы воспользуетесь удобным случаем и попросите у императорского величества руки его дочери.
Герцог усмехнулся.
- А вы довольно сообразительный молодой человек, виконт. Благодарю вас. Ступайте и, если позволят упомянутые вами обстоятельства, передайте моему сыну, что пусть он не беспокоится - я все улажу.
Габриель поклонился и отошел в сторону, но зал не покинул, решив дождаться более определенных результатов.
Между тем герцог возвратился на свое место и снова попросил у императора прощения за вынужденную отлучку. Терпеливо выслушав в ответ пространные рассуждения о незавидной участи державных мужей, которых даже в редкие минуты досуга не оставляют в покое государственные дела, герцог сказал:
- Увы, ты прав, Цезарь. Вот и сейчас дворянин моего сына вернул меня с небес на землю. Если ты не возражаешь, я хотел бы поговорить с тобой о вещах более приземленных, чем поэзия.
Август ХII заметно оживился.
- С превеликим удовольствием, достопочтенный - ответил он. - Не угодно ль тебе сообщить о предмете предстоящей беседы?
По тому, как замешкался герцог, окружавшие его и императора дворяне догадались, что намечается конфиденциальный разговор. Все они в одночасье вспомнили о каких-то неотложных делах, и вскоре двое могущественных вельмож остались в этой части зала одни.
- Август Юлий, - веско произнес герцог. - Как ты, наверное, догадался, речь пойдет о твоей дочери Анне.
- Да, - кивнул император. - Я предполагал это.
- В таком случае я не вижу оснований хитрить и изворачиваться...
Август ХII нетерпеливо щелкнул пальцами.
- Прости, что перебиваю тебя, достопочтенный, но я даже настаиваю на откровенности. Когда дело касается наших детей, это слишком серьезно, чтобы юлить и прибегать к обычным дипломатическим уверткам, без которых иной раз обойтись просто невозможно. Однако в данной ситуации прямота самая лучшая политика. Прежде чем ты скажешь то, что я надеюсь от тебя услышать, я хотел бы ради установления между нами полного доверия сообщить, что вчера я получил от Арманда Готийского письмо. Он просит как можно скорее выдать Анну замуж, ибо хочет удостовериться, что после смерти, приближение коей чувствует все явственнее, его владения попадут в надежные руки.
- И как ты находишь эту просьбу? - поинтересовался герцог.
- Вполне законной, вельможа. Я считаю, что человек, от которого моя дочь получит в наследство добрую четверть Галлии, а затем, возможно, и королевский венец, - такой человек вправе ставить мне определенные условия. К тому же Анна, несмотря на свой юный возраст, уже зрелая девушка и, думаю, раннее замужество пойдет ей только на пользу... - Тут щека императора нервно дернулась, но герцог предпочел не замечать этого. Особо достопочтенный Арманд обратил мое внимание на двух возможных кандидатов в мужья Анны, самых достойных по его мнению, - это твой сын и граф Людовик Прованский. Надобно сказать, что я склонен согласиться с ним.
- Извини за нескромный вопрос, Цезарь, но кому из них двоих ты лично отдаешь предпочтение?
- Разумеется, твоему сыну. Граф Людовик в свои тринадцать лет уже успел отличиться далеко не с лучшей стороны. Он слишком злобен, вздорен, неукротим и неуравновешен, больно много в нем спеси, праздного тщеславия и бессмысленной жестокости, стремления причинять страдания другим, и вовсе не в интересах дела, по суровой необходимости, но зачастую лишь ради собственной прихоти, потакая своим низменным страстям. И, мало того, созерцание чужих мучений доставляет ему какое-то противоестественное удовольствие. Одним словом, граф Прованский не тот человек, кого я желал бы видеть мужем моей единственной дочери. - Император пристально посмотрел герцогу в глаза. - Я понимаю это так, что ты... - он сделал выжидательную паузу.
- Да, Цезарь. От имени моего сына Филиппа я прошу у тебя руки твоей дочери Анны Юлии.
Губы императора тронула добродушная улыбка:
- Я согласен, вельможа. Если ты не возражаешь, наши министры могут тотчас приступить к составлению брачного контракта. А что касается гарантий выполнения нашей устной договоренности...
- Август Юлий! - гордо вскинул голову герцог. - Я ничуть не сомневаюсь в нерушимости твоего слова.
- И равно не позволишь подвергать сомнению нерушимость своего, добавил император. - Боюсь, ты превратно истолковал мои слова, достопочтенный; впрочем, и я сам выразился далеко не лучшим образом, за что прошу великодушно простить меня. Я лишь хотел сказать, что составление брачного контракта может затянуться, а между тем было бы желательно еще до его подписания внести определенную ясность в наши отношения, чтобы не только мы, но и все прочие не сомневались в серьезности наших намерений.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58