- Почему?
- Это неправильно, несправедливо. Любовь должна быть взаимной, иначе будет беда, большая беда. Я не хочу, чтобы вы страдали из-за меня, я не хочу причинять вам боль.
- Так и не надо, если вы не хотите.
- Что не надо? - не поняла Матильда.
- Причинять мне боль. Сделайте так, чтобы я не страдал из-за вас.
- Но как, как это сделать?
- Ответьте на мою любовь, полюбите меня... - Габриель в отчаянии схватился за голову. - Боже, что я несу!.. Простите, сударыня, я не то хотел сказать, совсем не то.
- А что же?
- Я прошу дать мне шанс. Не отталкивайте меня, позвольте мне заслужить вашу любовь. Вот увидите - вы полюбите меня; мне нужно только время.
- Нет, сударь, - решительно произнесла Матильда. - И не надейтесь. Вам у меня ничего не светит. Прошу вас, поскорее разлюбите меня. Пока еще не поздно - разлюбите. Вы никогда не добьетесь от меня взаимности, я никогда не смогу полюбить вас. Это невозможно, бесполезно, безнадежно.
"Что ж, придется овладеть ею силой, - заявила дурь. - Она упорствует в своем заблуждении".
"Если я сделаю это, - предостерег здравый смысл, - то навсегда потеряю ее".
На этот раз Габриель склонен был прислушаться к доводам разума.
- Я не разлюблю вас, - сказал он. - Я буду любить вас всегда.
- Ну, пожалуйста, - взмолилась Матильда. - Забудьте обо мне. Не любите меня, не надо. Я... я люблю другого. Всем сердцем люблю.
- Филиппа?
- Да... Да! Его! Его одного.
- Но он же не любит вас.
- Нет! - вскричала Матильда. - Нет! Он тоже любит меня. Он сам это сказал.
- Ах да, конечно! - с нескрываемым сарказмом произнес Габриель, поднимаясь с колен. - Конечно, он любит вас. Он очень щедр на любовь. Чего-чего, а любви у него хватает на всех. Он способен любить многих женщин сразу.
Матильда прикрыла лицо руками, будто защищаясь. Плечи ее ссутулились и вздрагивали от едва сдерживаемых рыданий.
- Прошу вас, не мучьте меня. Мне и без того больно... Я так несчастна!
Она рывком вскочила с кресла и бросилась к распятию, висевшему на стене рядом с кроватью!
- Ты уже караешь меня, Господи! Ты не пожелал ждать моей смерти, Ты решил покарать меня тотчас... Велик мой грех, Господи, и кара Твоя справедлива.
Габриель подбежал к ней, судорожно сжимая кулаки. На лице его не было ни кровинки, а в глазах застыла мука.
- Замолчите! - простонал он. - Не называйте мою любовь карой. Ради всего святого, не говорите так... Это жестоко, это бессердечно!
- Ах! - выдохнула Матильда. - Простите меня, пожалуйста. Я не хотела обидеть вас. Я такая дура, я сама не знаю, что говорю... Ну, прошу вас, умоляю: забудьте обо мне. Я не достойна вашей любви. Я беспутная, пропащая женщина. Я продала свою душу дьяволу. Не надо любить меня.
- Я люблю вас, Матильда, - пылко ответил Габриель. - И буду любить всегда. Какой бы вы ни были, грешной или праведной, порядочной или беспутной, я все равно буду любить вас.
- Но ведь это безнадежно! Я никогда не смогу ответить вам взаимностью.
- Почему? Вы же совершенно не знаете меня. Дайте мне только шанс, и я заслужу вашу любовь.
- Нет. Этого никогда не случится.
- Не будьте так категоричны, - с мольбой в голосе произнес Габриель. - Прошу вас, подумайте, не спешите с ответом.
- Здесь нечего думать, - упрямо покачала головой Матильда. - Простите меня за прямоту, но я не хочу внушать вам несбыточных надежд. Мое сердце навсегда отдано другому. Я буду принадлежать лишь ему - или вообще никому.
"Вот видишь!" - назидательно отозвалась дурь и что было мочи ударила Габриелю в голову.
- Ну, нет, бесстыжая! - воскликнул он, хватая ее в объятия. - Ты будешь принадлежать мне!
Матильда не кричала, не звала на помощь. Она была так напугана, так потрясена происходящим, что даже не пыталась сопротивляться...
Когда на рассвете Филипп возвратился от Маргариты, что-то дернуло его в первую очередь заглянуть в комнату дежурного дворянина, и там он с удивлением обнаружил, что полог кровати отброшен, сама кровать пуста, а в небольшом кресле рядом, понурив голову, неподвижно сидит Габриель. Сперва Филиппу показалось, что он спит.
- Вот чудеса-то! - озадаченно пробормотал он.
Габриель вздрогнул и поднял голову - он вовсе не спал.
- Прошу прощения, монсеньор. Я велел Марио и его девчонке убираться прочь.
- Однако! - с улыбкой произнес Филипп. - Какой ты суровый... Но нет, постой! - Он подошел ближе, присел на кровать и пристально всмотрелся ему в лицо. - Что-то случилось?
- Да.
- И что?
- Вы были правы, - с жутким спокойствием ответил Габриель. - Наломал я дров.
- Так что же приключилось, в конце концов? Вы поссорились? Она прогнала тебя?
- Много хуже.
- Хуже! - Филипп так и подпрыгнул. - Что - хуже? Ну! Отвечай, черт бы тебя побрал!
- Э... Я... того... против ее воли...
- МАТЕРЬ БОЖЬЯ! - вскричал пораженный Филипп. - Ты что, изнасиловал ее?!
Габриель утвердительно кивнул; глаза его бездумно блуждали по комнате.
Филипп схватился за голову, затем вскочил на ноги, затем будто передумав, сел, снова встал, нервно прошелся из угла в угол, вернулся обратно к кровати, в ярости сорвал с нее полог и, не разуваясь, бухнулся в постель.
- Вот-те нате, елки-палки зеленые! - наконец, прорвало его. - Что же ты наделал, сукин сын?! Ну, и сюрпризик ты мне преподнес, нечего сказать, хороший!.. Засранец чертов, говнюк! Все лето девки наперебой цеплялись ему на шею, стоило лишь пальцем шевельнуть, чтобы они легли и сами себе юбки позадирали. Но нет, он, видите ли, искал единственную и неповторимую, так сказать, любовь всей своей жизни - а когда нашел... Ну все, баста! Это мне наглядный урок. Впредь я не потерплю в своем окружении не только педерастов, но и девственников старше шестнадцати лет - этих сопливых юнцов, которые сторонятся женщин, забивая себе голову всякими романтическими бреднями о чистой и возвышенной любви, ночью втихаря рукоблудят и, в конечном итоге, становятся насильниками.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58