Глаза — более запавшие, чем те, которые он помнил. Кожа сильно натянута на скулах. И на вид ему никак нельзя дать девятнадцать лет. Но и не девятнадцать плюс двадцать.Он стал старше, но ненамного старше. И лицо — его собственное. Но есть небольшие отличия. И что же все это значит?Вернувшись к танку, Римо сел рядом с Лан и принялся вглядываться в ее невинное личико так, будто мог прочитать правду в этих детских чертах.Потом он разбудил девушку.Лан принялась тереть заспанные зеленые глаза.— Моя очередь сторожить? — спросила она, поднимаясь.— Потом, — отозвался Римо.Лан заметила, что он пристально на нее смотрит.— Что? — испугалась она.— Я должен знать правду.— Какую правду?— Правду о войне! — рявкнул Римо и крепко потряс девушку за плечи. Она вырвалась из его рук.— Мне больно, — пожаловалась Лан и потерла плечи там, где в них впивались пальцы Римо.— Извини, — смутился Римо. — Но я ничего не понимаю.Лан отвернулась.— Я не виновата.— Война кончилась?— Да.— Ты абсолютно уверена?— Да, — повторила Лан, исподлобья взглянув на Римо.— Я посмотрел на свое отражение в воде. Я стал старше.— Конечно.— Но ненамного старше. Не на двадцать лет.Лан промолчала.— Я не мог скитаться в джунглях двадцать лет и при этом не состариться и не попасть в плен.— Ты приехал в воспитательный лагерь. Я не знаю, откуда ты приехал. Ты спас Лан. И спас друзей Лан. Друзья очень благодарны. Ты бросил нас, но Лан не хотела бросать тебя. Ты нравишься Лан. Лан вернулась в автобус. Ты уехал. Потом автобус наехал на мину. Ты проснулся. Лан проснулась. Остальное ты знаешь. Теперь Лан будет часовым?— Потом, — ответил Римо. — Слушай, а знаешь, кажется, я тебе верю. Но есть что-то такое, чего я объяснить не могу. У меня есть только одно объяснение.Лан откинула назад свои длинные черные волосы.— Какое?— Когда автобус наехал на мину, его раскорежило взрывом?— Да. Он развалился на две части.— И тебе не кажется странным, что мы оба выжили? Машину всю прошило стальными шариками.Лан пожала плечами.— Ты впереди. Лан пряталась сзади. Автобус наехал на мину. Сломался посередине. Не странно. Повезло.— А что, если мы только думаем, что мы живы?Лан непонимающе воззрилась на Римо.— Что, если мы оба умерли? — предположил Римо.— Нет! — закричала Лан и вскочила на ноги. Ее лицо просто перекосилось от гнева. — Лан не умерла! Нет! Ты мертвый, может быть. Но не Лан? — В страхе девушка попятилась от Римо.— Слушай. — Римо тоже встал. — Мне тоже не хочется в это верить, но все сходится. И тогда можно даже объяснить появление Капитана-Невидимки. Мы — просто призраки войны. Мы умерли, но продолжаем воевать.— Нет, это не так!— Ты же сама это первая сказала, помнишь? Может быть, я призрак. Я не помню ничего, кроме войны. Меня, наверное, убило, когда взорвался автобус.— Нет. Лан не убили на войне. Лан родилась на войне. Выросла потом. Мама учительница. Ее забрали, Лан была маленькая. Лан жила на улице. Потом Лан забрали в воспитательный лагерь. Лан не погибла на войне. Лан не умерла!Лан разрыдалась. Она упала на колени и ткнулась лицом в прохладную траву.— Лан не умерла! — повторила она.Римо присел на корточки рядом с девушкой и откинул с ее лица длинные черные волосы.— Может быть, ты права, — тихо сказал он. — Но я ничего не понимаю.— Римо слишком много думает. Надо, как Лан. Не думать. Чувствовать. Чувствовать сердцем.— Да? И что же ты чувствуешь?Лан поджала под себя ноги и села.— Лан чувствует — грустно. Чувствует боль. Лан думает, это любовь.— Ко мне?— Когда Лан была маленькая, мама рассказывала об американском отце. Его звали Боб. Боб когда-нибудь вернется, говорила мама. Вернется и возьмет нас в Америку. Но Боб не вернулся, американцы не вернулись. Потом мама сказала, Боб погиб. Лан не поверила. Плохие дела случились с Лан. Потом ты пришел. Ты понравился Лан, потому что ты американец. А теперь ты нравишься Лан, потому что ты Римо.— Ты мне тоже нравишься. Но ты ведь совсем ребенок. — Римо замялся. — Смешно.— Лан не смешная.— Нет, не в этом дело. Последнее, что я помню, это то, что мне девятнадцать лет. Тебе на вид примерно столько же. Но я о тебе думаю как о ребенке, значит, где-то глубоко в душе я понимаю, что старше тебя.— Не понимаю.— Я тоже. А что мне пытался сказать этот старик? Он знал, как меня зовут. Он сказал, что он мой отец. Я никогда не знал своего отца, но он точно не мог быть вьетнамцем — или кто там был этот старик?— Он очень сильный, — заметила Лан.— Да, но и я тоже сильный. — Римо взглянул на свой кулак. — Я убил двоих человек ударом кулака. И я не помню, чтобы когда-нибудь был таким сильным.— Лан устала думать.Римо неожиданно улыбнулся:— Я тоже.Лан застенчиво улыбнулась и прикоснулась к руке Римо.— Лан нравится Римо? — негромко спросила она.— Да, конечно, еще как нравишься.— Полюби Лан сейчас.— Что?— Люби. Полюби Лан сейчас.— Не знаю. Мы с тобой еще так плохо друг друга знаем. Но ты мне нравишься, это точно.— Тогда полюби Лан. Давай трах-трах.— А-а, вот оно что! — наконец понял Римо.— О’кей?Лан стянула с себя рубашку. При свете луны кожа ее казалась совсем бледной. У нее были маленькие, но очень крепкие груди. Девушка обняла Римо за шею и притянула его к земле. Ее маленький ротик с жадностью впился в его губы.Когда они на мгновение разъединились, Римо прошептал:— Это было здорово. — И обнял ее за талию.— Может, если Римо будет трах-трах, он поймет, что он жив. Не умер. Не призрак. Может быть, мы оба поймем, что живы.— Что ж, стоит попробовать, — согласился Римо и вместе с девушкой повалился на прохладную траву.Сидя в развилке ветвей большого дерева неподалеку, Мастер Синанджу не сдержал своего отвращения, отвернулся и стал смотреть туда, откуда скоро должно было появиться солнце.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66