— Я убил его. Я тогда шел во главе отряда из шести бойцов. Янгблад тоже был с нами. Мы получили информацию о том, что вьетконговцы орудуют в деревне, которая, как мы полагали, нам симпатизировала. Янгблад повел нас туда. Когда мы пришли, то не нашли ничего, кроме пустых хижин. Но один парень — его звали Уэбб, он был из Айовы, кажется, — поворошил стволом винтовки кучу мусора. Он искал спрятанные припасы. Под кучей была циновка. Уэбб думал, что она прикрывает яму, которую местные жители использовали как бомбоубежище. Он приподнял ее, и тут ему выстрелили прямо в лицо. Страшное зрелище!В глазах Римо застыло отсутствующее выражение — он словно одновременно смотрел куда-то вдаль и внутрь себя. На фото он не глядел, хоть оно и было у него прямо под носом. Он всматривался в свои воспоминания. Смит и Чиун беспокойно переглянулись.— Но это было не просто бомбоубежище, — продолжал Римо. — Это был секретный подземный ход вьетконговцев. Мы выпустили туда десятки автоматных очередей, но все без толку. Я вызвался спуститься и лично все разведать. Был там один мальчишка — светленький такой, его звали Эштон — он пошел со мной. Сначала мы туда плеснули канистру керосина и дали ему выгореть. Я впервые спускался в подземный ход. Мне было страшно, хотя я пытался не подавать вида. Мы с Эштоном шли вперед, освещая дорогу фонариками. Эштон, как мне показалось, споткнулся — зацепился за провод или еще что-то. Он саданул мне рукой по лицу. Когда я поднялся, то увидел, что его рука существует отдельно от плеча. Весь он был разбросан вокруг меня. Эштон был везде. Но я был цел. Я начал стрелять. Шел вперед и все стрелял, стрелял. Кто там был, я не знал, но я хотел ему во что бы то ни стало отплатить.Римо замолчал. Повисла долгая пауза. Когда Римо снова заговорил, голос его звучал очень слабо:— В одной руке у меня был фонарик, в другой — М-16. Я светил и стрелял, стрелял и светил. Я нашел запасы провизии, боеприпасы. Но ни одного вьетконговца. А потом вдруг тоннель кончился. Тупик. Выхода не было. И ни одного человека вокруг. Я понял, что попался. Пока я шел, нигде не было никакого ответвления от главного ствола. И никто не мог проскочить мимо меня. Я сел на корточки, пот с меня лил градом. Я выключил фонарь, чтобы поберечь батарейку. В тоннеле пахло земляными червями. Я не знаю, сколько времени прождал. Я не знаю, чего ждал. Я просто пытался собраться с духом. И тут я услышал шаги.Опять пауза, и снова Римо продолжил свой рассказ:— Я вскочил на ноги, включил фонарь, но ход был такой извилистый, что я не мог видеть, что там за поворотом. Я поставил фонарь на землю, чтобы лучше разглядеть того, кто сейчас появится. Я так сильно сжал винтовку, что у меня руки заболели. Кто бы ни появился, я был готов пришить его на месте. Шаги становились все ближе и ближе. Мне стало страшно. Я уже провел во Вьетнаме девять месяцев и считал, что умею справляться со своими страхами. Не тут-то было! Боже, я ведь был совсем ребенком — всего-то девятнадцать.— Ужасная война, — сочувственно произнес Смит.Римо продолжал, как бы не расслышав:— Я увидел, как в круге света показался носок ботинка Я замер. Ботинок тоже не шевелился. Я не знал, что мне делать. Если это вьетконговец, то он должен быть обут в резиновые шлепанцы. А если боец регулярной армии ДРВ... Я не знал, на что решиться, но был убежден, что тот, кто находится напротив меня, тоже не знает, на что решиться. Луч света падал как раз туда, куда тому предстояло ступить. Я помню, что постоянно передергивал рычажок регулировки режима стрельбы. Я знал, что у меня есть только один шанс — выстрелить первым. И времени на раздумье не было. Но как мне узнать, кому принадлежит ботинок — другу или врагу? Если другу, то лучше стрелять одиночными выстрелами. Так, даже если бы я и выстрелил, то, может статься, не убил бы его. Но если это вьетконговец или солдат Северного Вьетнама, то единственный шанс уцелеть — это стрелять очередями. В противном случае он успеет ответить на мои выстрелы. Вот я и щелкал рычажком — туда-сюда, туда-сюда.Я, помню, подумал, что надо бы рискнуть. И уже собирался что-нибудь сказать. Что-то вроде: “Кто там?” Но не успел. Парень рванулся вперед. Я нажал на курок. Выстрел получился одиночный. Мне повезло, слава Богу. Это был Янгблад. Я его лишь слегка задел. Но он начал стрелять в ответ. Я рванулся назад. Я был в шоке.Сначала я подумал, что произошло землетрясение. Земля у меня под ногами задрожала, и — ба-бах! Я шарахнулся в сторону, ничего не понимая. И влетел прямо в стену. И куда-то провалился. Это была нора, которую желтый косоглазый выкопал, закидал себя землей и притаился там, а дышал через соломинку. Автомат он положил себе на грудь. И тут я понял, что происходит. Янгблад стрелял не в меня. Он пытался уделать косоглазого. Я тоже открыл огонь. Разумеется, очередями. Выпустил в него весь магазин.Никогда не забуду это лицо — покрытое грязью, мертвое. И только глаза горели ярко даже после смерти. Таких вечно живых глаз я никогда не видел. Мы стреляли и стреляли в него, а он все никак не умирал. Кровь била из него, как из фонтана. Это был зомби — мы таких называли “призраками войны”. Он был уже мертв, но сам этого не знал. У меня кончились патроны. Он пошел на меня, как Франкенштейн, с “Калашниковым” в руках. Он пытался нажать на курок, но сил у него уже не было. И тут Янгблад утащил меня за поворот и швырнул гранату прямо парню в лицо.Римо снова внимательно посмотрел на фотографию капитана Дая.— Когда пыль улеглась, мы вернулись, чтобы удостовериться в том, что он мертв. Но тоннель засыпало. Когда мы наконец выбрались на свежий воздух, Янгблад крикнул:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66