– Будь Вольфганг жив, он был бы рад с вами встретиться. Вы приехали купить какие-нибудь его сочинения? У меня до сих пор хранятся некоторые оригиналы его партитур.
– Нет, мы приехали не за этим.
– Но вы передали мне двадцать пять гульденов.
– Вы не поняли меня, госпожа Моцарт…
– Госпожа Ниссен. Фон Ниссен. Я вышла замуж во второй раз уже много лет назад. В 1809 году.
– Простите. Я был так взволнован встречей с вдовой Моцарта, что…
Она прервала его:
– Если вам не нужны партитуры, так чего же вы тогда хотите?
– Мы хотим познакомиться с самым близким Моцарту человеком, – объяснила Дебора.
– Уж не собираетесь ли вы писать еще одну книгу о Вольфганге?
Взгляд Констанцы сделался подозрительным, и Дебора поняла, почему она так долго откладывала встречу.
– Мой муж композитор, – пояснила она, – он приехал пода, чтобы на месте познакомиться с музыкой вашего покойного мужа.
– Неужели вы только за тем приехали сюда из далекой Америки? Американцы, я слышала, отдают предпочтение громкой музыке.
– Мы приехали, чтобы, кроме того, заказать ораторию Бетховену.
– И Бетховен согласился?
– Да, – с гордостью произнесла Дебора. – Он пишет ораторию для бостонского Общества Генделя и Гайдна, которое представляет мой муж.
По всей видимости, на Констанцу это произвело впечатление, и она почти доверительно сказала:
– Ниссен заканчивает биографию Вольфганга. Книга уже почти готова, она будет лучшей биографией Вольфганга, ведь Ниссен писал ее с моих слов.
– Не потому ли, госпожа Ниссен, вы не могли встретиться с нами раньше?
– Мой супруг уезжал в Мюнхен и Мангейм договориться об издании книги, и мы были очень заняты.
Дебора заметила, что Констанца держит в руках небольшую сумочку, расшитую золотым бисером и украшенную изображением красных сердец, которую она нервно теребила.
Дебора выразила восхищение красивой вещицей, и Констанца пояснила:
– Это подарок Вольфганга. Он преподнес мне ее в годовщину нашей свадьбы.
– Мы слышали, что Моцарт был очень щедрым человеком.
– Очень. Я вышла замуж во второй раз лишь потому, чтобы не остаться одной. Хотя я не могу пожаловаться на Ниссена. Почему же вы все-таки приехали из далекой Америки?
– Мы хотели узнать о жизни Моцарта, встретиться с близкими ему людьми, – повторил Джэсон.
Констанца недоверчиво приподняла брови, но промолчала.
– Насколько я понимаю, он был нежной и любящей натурой.
– О, да, он любил, когда его баловали. В особенности, женщины.
– Но люди, с которыми я разговаривал, люди, знавшие его, говорили…
– Никто не знал его лучше меня, – прервала Констанца. – Что же они говорили?
– Говорили, какой это был милый человек, благородный и добрый.
– Он был лучшим из всех музыкантов. Все его любили, – сказала Констанца.
– Все? – переспросила Дебора.
Констанца посмотрела на нее так, словно та позволила себе дерзость.
– Госпожа Ниссен, – сказал Джэсон, – на свете нет человека, которого любили бы все, без исключения.
– А его любили.
– Даже при дворе?
– При императоре Иосифе он был любимцем двора.
– А потом?
– А потом начались эти неприятности во Франции. Даже мне пришлось в 1809 году бежать из Вены от Наполеона. Как раз в тот год, когда я вышла замуж за Ниссена.
– Значит, вы не считаете, что двор в какой-то степени виновен в его смерти?
– Что вы хотите сказать? – Констанца вновь насторожилась.
– Ведь новый император и дворяне позабыли о Моцарте? Проявили к нему полное равнодушие. К концу его жизни.
– Многие позабыли о нем. Но не все. Последние несколько лет жизни с Вольфгангом были самыми тяжелыми для меня. – На лице ее появилось грустное выражение, всем своим видом она хотела показать, как много ей пришлось выстрадать. – Когда он заболел в последний раз, у меня было предчувствие беды. Сколько мучений выпало на мою долю!
– И Сальери тоже о нем позабыл? – спросил Джэсон.
– Сальери болен. А я знаю, что значит болеть. Я тоже долгое время болела. Всю свою жизнь с Вольфгангом я никогда не чувствовала себя здоровой. А когда слег он, это явилось для меня последним ударом. Я едва выжила, – грустно прошептала она.
И живешь уже тридцать три года, подумал Джэсон, и при том имеешь прекрасный вид.
– И много вы с тех пор болели, госпожа Ниссен? – спросил он.
– К счастью, нет, Ниссен только и делает, что заботится обо мне.
– Но вы поженились лишь в 1809 году.
– Стоит вам стать известным человеком, как о вас начинают говорить бог знает что.
– Люди не перестают удивляться, почему Моцарт так безвременно скончался. Он умер таким молодым, – сказал Джэсон.
– В тридцать пять лет? – удивилась Констанца.
– Разве это старость? И так внезапно, неожиданно.
– Его лечили лучшие доктора, – решительно объявила Констанца.
– Вы хорошо знали доктора, который его лечил? Вы его сами выбрали? Это был опытный доктор?
– Опытный! Клоссет считался самым модным доктором в Вене! – Констанца вспыхнула, уничтожающе посмотрела на них, словно они запятнали ее безупречную репутацию. Она жаждала оправдаться и, презрев всякую сдержанность и осторожность, сказала:
– Я никогда не забуду той минуты, когда узнала, что Вольфганг серьезно заболел. Как смеют они обвинять меня в равнодушии, не испытав ничего подобного! Пусть поставят себя на мое место. Меня все покинули, когда я больше всего нуждалась в помощи. – И Констанца начала изливать свою душу.
– Это случилось в ноябре 1791 года, Вольфганг упросил меня остаться в Бадене после конца сезона. Я принимала там ванны, лечила свое слабое здоровье, тамошние воды хороши против подагры, ревматизма, паралича, всяких спазм, нервных расстройств, головных болей, болезней ушей, глаз и желудка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129