И угадал. Буквально через несколько минут Эдди Мэтью послал вторым ударом мяч за забор правого поля. «Брейвс» победили со счетом семь – пять.
Сэм проскочил через весь город, забыв поужинать. Пришлось повернуть назад, чтобы в ближайшем кафе съесть ростбиф с картофельным пюре.
Одиннадцать часов вечера. Охранник у ворот, узнавший Сэма, кивком разрешил ему проехать на территорию тюрьмы, Сэм припарковался и вышел из машины. Его здесь знали, и потому он, без труда миновав контрольно-пропускные пункты, спустя некоторое время уже стоял в числе других двадцати зрителей в маленькой аудитории, откуда можно было наблюдать, как приводят в исполнение смертные приговоры. Среди пришедших посмотреть на казнь Сэм заметил двух репортеров из Литл-Рока, представителя администрации губернатора, помощника начальника тюрьмы и еще нескольких знакомых. На редкость странное сборище. Собравшиеся обменивались банальностями, многие обсуждали интересный послеобеденный матч и шансы команды «Брейвс» в игре против полосатых гигантов Готама Готам (амер. шутл.) – город Нью-Йорк

– Мэнтла, Берры, Ларсена, Макдагалда и Бауэра.
В комнате для казней шли последние приготовления. Электрик закреплял провода на дубовом кресле, представлявшем собой добротное сооружение в строгом стиле, которое не стыдно было бы поместить в баптистскую церковь.
– У тебя, должно быть, замечательное настроение, – заметил Хэнк Келли, репортер из арканзасской «Демократ газетт».
– Не совсем, – отозвался Сэм. – Хочется, чтобы скорей все закончилось.
– Да и мне тоже. Он ведь просто негр, да к тому же девочку убил, а нас теперь пытаются убедить, что негры тоже люди. Сколько хлопот они нам доставили этим летом. Вызов войск и все такое. И это еще только начало, попомни мои слова.
Сэм кивнул. Хэнк, пожалуй, прав, хотя старик Гарри Этеридж и поднял шумиху в Сенате, выступив заодно с диксикратами. демократы, проживающие в южных штатах, ярые противники гражданских свобод

Он поклялся заставить Дуайта Эйзенхауэра заплатить за то, что тот унизил в глазах всей страны великий штат Арканзас, послав в Литл-Рок 101-ю воздушно-десантную дивизию и одновременно урезав ассигнования на содержание армии в бюджете следующего года. Однако все понимали, что босс Гарри грозится лишь для виду, – чтобы продемонстрировать свою преданность землякам, которые каждые два года во время выборов в Сенат отдавали ему девяносто четыре процента своих голосов.
Правда, все это не имело никакого отношения к данному событию, знаменовавшему отвратительный конец одного весьма неприятного дела, подробностей которого никто, кроме Сэма, не помнил, которое никого не занимало и не задевало за живое. Да и сама церемония не представляла интереса. Им предстояло стать свидетелями банальной сухой процедуры. Никаких масонских ритуалов.
Сэм, отделившись от толпы собравшихся, подошел к окну, чтобы лучше видеть машину смерти – добротное кресло. При более пристальном рассмотрении на нем были видны царапины, отчего оно, вопреки своему грозному предназначению, казалось предметом типичной конторской мебели, дарующим отдохновение уставшим ногам. Сэм молча стоял и разглядывал стул: от щита, за которым скрытый от глаз присутствующих палач будет приводить в исполнение приговор, к одной ножке тянулись толстые провода. По ней они поднимались к спинке, заканчивая свой путь в пластмассовой коробке, из которой выходили провода потоньше – два тянулись вперед, по подлокотникам, один – вверх, образуя на каждом конце крепления вовсе не браслет, как можно было бы предположить, а нечто вроде колпачка. Произведение 30-х годов, думал Сэм.
Зажужжал телефон. Помощник начальника тюрьмы снял трубку и, приняв сообщение, объявил:
– Господа, прошу занять свои места. Приговоренного вывели из камеры смертников.
Сэм взглянул на часы. Две минуты первого. Начало процедуры затягивается. Сэм нашел свободное место и сел. Лампы притушили. Люди вокруг, как в театре, ерзали на стульях, устраиваясь поудобнее, и наконец затихли. Минуты текли. Помощник начальника тюрьмы убрал свет почти до полной темноты и тоже сел.
В комнате для казней отворилась дверь. Первыми вошли два тюремщика, за ними следовали начальник тюрьмы, затем священник. Шествие замыкал Регги Фуллер, девятнадцатилетний житель Блу-Ай (штат Арканзас), негр, вес – 230 фунтов, глаза карие, волосы каштановые (приговоренный был обрит наголо).
Регги плакал. Слезы из его глаз струились нескончаемым потоком. Лицо мокрое, опухшее. Сэм заметил, как он слизнул языком вытекавшую из носа слизь. Регги был в наручниках. Глядя перед собой невидящим взглядом, он мелко семенил неуверенными шажками и не переставая что-то отчаянно бубнил себе под нос. В глаза бросалась его полнота. Тюрьма не убавила ему веса и, судя по всему, характер тоже не закалила.
Беднягу Регги подвели к стулу, но усадили не сразу. Ноги у него совсем не гнулись, будто одеревенели, и он с трудом понимал, что ему говорят. Наконец он сел, и тут случилось ужасное: один из охранников отскочил в сторону, и все увидели расплывающееся темное пятно на тюремных штанах Регги.
Священник что-то шепнул юноше, но тому от его слов стало только хуже: он в ужасе зажмурился, продолжая бормотать, словно сумасшедший. Тюремщики вновь приблизились к Регги и стали пристегивать к креслу. Один из них смочил соляным раствором его голые лодыжки, запястья и макушку, то есть те места, к которым будут прижаты электроды. Жидкость послужит проводником тока и воспрепятствует появлению ожогов на коже, хотя это не всегда помогало, как не раз имел возможность убедиться Сэм.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154