О Луизе можно подумать позже, когда его разум прояснится…
«Если вообще прояснится», — грустно подумал Сет. Ему припомнились страшные истории о скрытых внутренних повреждениях, приведших к летальному исходу. Он засмеялся над собственной глупостью. Все это смешно. С ним все в порядке. Он просто сильно устал, и не без причины. Ведь он провел целую ночь с Пенелопой…
Сет сразу же постарался забыть об их ночи любви, так же как и о своей матери. Он не собирается думать об их любви и страстном блаженстве. Все это может помешать ему правильно разобраться во всем, а он хотел как можно объективнее оценить сложившуюся ситуацию.
Ему предстояло решить, что лучше всего для их сына, а затем выполнять это решение.
Хотя в действительности решать было нечего. Жениться на Пенелопе и дать ребенку имя и дом — вот единственно верное решение. Вопрос в другом: сможет ли он жить с Пенелопой, зная, что она могла быть такой бессердечной?
А разве сможет он жить без нее, если так сильно ее любит?
Сет был настолько занят своими противоречивыми мыслями, что едва не упал с лошади, когда она остановилась. Резко подняв голову, он посмотрел вперед, но от этого движения все закружилось у него перед глазами, и сквозь мелькавшие круги он с трудом определил, что все остановились и начали спешиваться.
Пенелопа в мгновение ока соскочила с лошади и побежала к ветхой хижине.
— Сэм! Минерва! — позвала она. Старая деревянная дверь сразу же отворилась, и на пороге появился пожилой седовласый мужчина. Увидев Пенелопу, он взял ее за руку и провел внутрь. Через несколько секунд за ней последовали Сет и доктор, оставив Калеба стеречь лошадей.
Доктор сразу же прошел в хижину, а Сет остался снаружи, у порога, охваченный непонятным страхом. Что он скажет сыну? В довершение ко всему ему припомнилась вчерашняя сцена и свой собственный жестокий отказ от матери. Что, если его сын отвернется от него? Как перенести такую боль?
Но тут же он посмеялся над своей глупостью. Его сыну было всего два года, и в таком возрасте вряд ли он может судить об отце. Без сомнения, когда пройдет робость, которую поначалу испытывают большинство детей к незнакомцам, они быстро подружатся. Охваченный желанием поскорее познакомиться со своим сыном, он торопливо вошел в дверь.
Внутри оказалась одна комната, примитивно украшенная разными шкурами животных, прибитыми к стенам, вероятно, для защиты от ветра. Пол был земляной, а в дальнем углу находился грубый каменный очаг.
Это жилище было ветхим и грубым, но кто-то явно пытался сделать его более уютным. Разноцветные осенние листья и яркие гроздья рябины стояли в глиняной вазочке на обшарпанном столе. Круглый цветастый половичок лежал возле кровати, накрытой одеялом с веселым рисунком из красных, белых и синих вееров. Возле кроватки, над которой кто-то прикрепил несколько нарисованных кроликов, склонились Пенелопа, доктор Ларсен и еще два человека.
Сет в несколько шагов преодолел небольшое расстояние между порогом и кроваткой. Люди расступились перед ним, освобождая ему место возле ребенка. Стоявшая рядом незнакомая женщина заговорила с ним, но он был настолько поражен видом своего сына, что ее слова не доходили до него.
Никогда еще он так остро не ощущал проклятия своей дурной крови, как в тот момент, когда смотрел на скрюченные ручки и ножки своего ребенка. Его шок медленно уступил место горестному чувству вины. Ноги у Сета неожиданно ослабели, и он опустился на колени.
Господи! Какой же тяжкий грех он совершил, за что так страшно наказан? И как, во имя всего святого, Творец, которого считают бесконечно добрым, милостивым и справедливым, мог быть таким жестоким и выместить свой гнев на невинном ребенке?
Пока Сет стоял на коленях возле сына, хуля Бога и проклиная самого себя, он почувствовал прикосновение к своей руке.
— Его зовут Томас Альберт, как моего дедушку, — услышал он голос Пенелопы.
Слишком подавленный, он ничего не смог ответить и только тихо кивнул.
— Я знаю, мне следовало предупредить тебя о… несчастьях Томми, — произнесла она, запнувшись на слове «несчастья». — Но я… я не знала, что сказать. Я надеялась, что как только ты его увидишь, это не будет иметь никакого значения.
Умоляющие нотки в ее голосе заставили его резко повернуться и взглянуть на нее. Пенелопа с тревогой смотрела на него, как бы заклиная простить их сыну его недостатки и попытаться полюбить его, несмотря на них.
В ее глазах он увидел страх. Возможно, она боялась что он не полюбит сына из-за его физических недостатков. Но именно ее невысказанный страх вызвал в нем неожиданно сильное чувство отцовства. Мысль о том, что он или кто-то другой будет избегать ребенка просто из-за того, что он не такой, как все, показалась ему слишком чудовищной.
Но Сету было известно, что, к сожалению, это случалось довольно часто. Еще в приюте ему встречалось много брошенных детей, чьи родители не смогли полюбить их, потому что они были больны. Ему вспоминались эти бедные создания, которых все отвергали и презирали, давая им грубые прозвища. Ему было больно за них тогда, и это приводило его в ярость сейчас.
В тот момент, когда Сет взял в руку маленький, крепко сжатый кулачок своего сына, он молча поклялся, что его сын никогда не будет страдать оттого, что он не такой, как другие. Он позаботится о том, чтобы Томми встречал только любовь и доброту, чтобы его лелеяли, как никого другого.
Сет улыбнулся, глядя на своего сына, его сердце наполнилось нежностью.
— Он такой красивый, — прошептал он Пенелопе.
Сет осознал это, отпуская ручку ребенка, предоставляя доктору Ларсену возможность осмотреть его.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116