«Если долго мучиться, что-нибудь получится».
При знакомстве Христич отнесся к Лозовскому с некоторой пренебрежительностью, с какой серьезный человек, занятый серьезным делом, только и может относиться к сценаристу фильма «Ты на подвиг зовешь, комсомольский билет». Но потом, почувствовав неподдельный уважительный интерес к себе, оттаял, возил по промыслам, знакомил с мастерами и бригадирами, показывал скважины, как хороший хозяин показывает высокоудойных коров: эта скважина может давать столько-то нефти в сутки, а та столько-то.
Цифры ничего не говорили Лозовскому, он понимал лишь, что это много. Однажды уточнил:
— Может давать. А сколько дает?
— Столько и дает, — с неожиданной злостью ответил Христич и помрачнел, замкнулся, ушел в себя.
В нем угадывался какой-то надрыв, глубинная раздраженность, причин которой Лозовский не понимал, пока однажды вечером, у костра на таежной заимке, Христича не прорвало. То ли выпито было многовато, то ли накопилось в душе и рвалось наружу. Тогда Лозовский и узнал, что все успехи советских нефтяников, о которых с гордостью рапортовали на съездах, есть результат злостного браконьерства. Месторождение, которое могло работать сто лет, при хищническом выкачивании нефти истощалось за десятилетие, извлекалось не больше пятнадцати процентов запасов, а все остальное оказывалось недоступным по каким-то геологическим причинам, из которых Лозовский уяснил лишь то, что горизонты обводняются и для месторождения это очень плохо. Между тем существуют газлифтный, глубиннонасосный и еще какие-то способы, которые позволяют брать из пластов до девяноста процентов нефти, но никому это не нужно.
— Курвы! — выругался Христич. — Попомни мои слова: наши внуки нас проклянут!
Это было тем более трогательно, что детей у него не было, соответственно и внуков быть не могло. Его жена Наина Евгеньевна, высокая стройная красавица с большими нежными глазами газели, была из Баку, где смешение кровей иногда рождает удивительные женские характеры — с русской своевольностью и восточной преданностью. Она приехала в Тюмень на преддипломную практику, без памяти влюбилась в Христича и сопровождала его во всех сибирских экспедициях, быт которых не слишком-то пригоден для женщин. Скорее всего, как это часто случается, застудила придатки и детей иметь не могла.
Сама проблема нерационального использования природных богатств не вызвала у Лозовского желания немедленно взяться за перо. О проблемах только ленивый не писал, толку от этого было чуть. Но поддержать человека, противостоящего диктату партийных функционеров, главной и единственной целью которых всегда было отрапортовать об успехах, — в этом Лозовский видел свою обязанность журналиста и даже некоторое оправдание своей профессии, в сути своей вполне паразитической. Вернувшись в Москву, он начал обход редакций, соблазняя важностью проблемы.
В «Литературной газете» темой заинтересовались, но как-то вяло. В «Огоньке» все номера были забиты на год вперед. Клюнули в «Известиях». Как и сам Лозовский, в редакции не питали никаких иллюзий насчет того, что выступление газеты поможет решить проблему, но наехать на партноменклатуру показалось соблазнительным в свете провозглашенного Горбачевым обновления, которое еще не стало перестройкой, а существовало лишь в эмбриональном состоянии «интенсификации».
Лозовский предложил назвать статью «Браконьеры». В отделе поправили: «Хозяева и браконьеры». Статья вышла под заголовком «Быть хозяином». Она произвела эффект, настолько неожиданный и для автора, и для «Известий», что случай этот вошел в журналистский фольклор наравне с волком, который пасет овец.
Работая над статьей, Лозовский был уверен, что хищническая нефтедобыча — это местная тюменская самодеятельность, продиктованная руководителям обкома карьерными соображениями. Но, как выяснилось, такая практика была повсеместной. В редакцию пошли письма и телеграммы — из Татарстана, Башкирии, Азербайджана, Казахстана. Отзывы были такого рода, что наконец-то об этом преступном бардаке, за который нужно сажать, заговорили в печати.
Редактор отдела «Известий» Гриша Мартынов, через которого шла статья, сначала ликовал, на летучках демонстрировал пачки писем. Потом притих. Потом начал нервничать.
— Тебе не кажется, что мы сунулись немножко не туда? — поделился он своими ощущениями с Лозовским.
«Немножко не туда» — это было сказано слишком слабо. А насколько не туда — на этот счет Лозовского просветил министр нефтяной промышленности СССР. Он неожиданно вызвал его к себе телефонограммой, два часа, пока шло заседание коллегии, промурыжил в приемной, а потом обрушился с жаром, не растраченным на коллегии:
— Писаки х..вы! Ты хоть понимаешь, что ты наделал, мудак?!
— Я наделал? — огрызнулся Лозовский, давно усвоивший, что хамство — лучший способ отвечать на хамство. — А вы меня расстреляйте. И сразу будет полный порядок. Если это все, что вы хотели мне сказать, я, пожалуй, пойду. Дела, знаете ли.
— Сиди, твою мать! — рявкнул министр.
Причина этого странного вызова и начальственного гнева выяснилась чуть позже, когда министр, поостыв, провел Лозовского в комнату отдыха, налил ему редкого по тем временам шотландского виски, а сам хватанул фужер водки. В статье «Быть хозяином» министр усмотрел намек на то, что это он поощряет практику браконьерства. Это обидело его смертельно. Он вышел из «нефтянки», начинал буровым мастером, с браконьерством боролся как мог, но мог немногое, а точнее — не мог ничего.
— Почему? — спросил Лозовский.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119