— Когда это было?
— Давно. С полгода назад. Летом.
— С полгода назад? — переспросил Лозовский. — Не путаешь?
— Лозовский! Я была в черной косухе и в черных джинсах. И ужасно потела. Ты же помнишь, какое было лето.
— А снять косуху?
— Сняла. Но все равно потела. Такое не забывается.
— Почему?
Милена засмеялась:
— Он спрашивает почему! Знаешь, в чем твоя проблема? Ты видишь в женщине только верхнюю половину. От пупа и выше.
— Напраслина! — обиделся Лозовский. — Ножки я тоже вижу.
Особенно такие, как у тебя. И хотел бы не видеть, но как,
Миленочка, как?! И коленочки вижу. А обо всем остальном догадываюсь.
— Хочешь взглянуть?
— Ни Боже мой! — испугался Лозовский. — Воображение всегда богаче натуры. Оно некритично. А глаз — штука безжалостная. Вечно он все выискивает. Даже на солнце находит пятна.
— Говнюк ты все же, Лозовский. Но я все равно почему-то не могу на тебя злиться. И «Курьер» почему-то люблю. Что-то в вашем долбанном «Курьере» есть. Что, Лозовский?
— Свобода, Милена.
— Не понимаю я тебя. Все у тебя есть, упакован по полной программе. Совладелец газеты. Жил бы в свое удовольствие.
Вместо этого вкалываешь, как нештатник. Зачем тебе это надо?
— Я и сам иногда задаю себе этот вопрос.
— И как отвечаешь?
— По-разному. Чаще — никак.
— Ладно. Спасибо за кофе. Я сомневалась, нужно ли приезжать. Но, пожалуй, хорошо, что приехала, — проговорила Милена, вставая и оправляя юбку. — Знаешь, почему?
— Почему?
— Расставаться со злобой — это самой себе портить нервы.
И цвет лица. Расставаться нужно с улыбкой.
— А я что делаю? — с готовностью подхватил Лозовский и изобразил на своем длинном лице лучезарнейшую улыбку. Но едва за Миленой закрылась дверь, улыбка утратила лучезарность, превратилась сначала в гримасу, а затем и вовсе исчезла, лицо стало равнодушным, сонным, угрюмым.
«Черная косуха, жарко, потела».
Как много информации несет в себе иногда такая вот сущая ерунда. И информация эта была такого рода, что от душевного миропорядка, который Лозовский изо всех сил старался сохранить в себе, не осталась и следа — как Мамай прошел.
Он набрал номер отдела проверки:
— Регина у вас? Скажите, что я ее жду. И по пути пусть найдет Тюрина.
Через несколько минут стеклянная дверь загона открылась.
С тяжеловесной милицейской галантностью следователя, впускающего в кабинет подследственную, Тюрин пропустил впереди себя Регину и молча прошел к своему столу. Регина презрительно бросила:
— Ушла наконец эта бизнес-шлюха?
Лозовский укоризненно покачал головой:
— И это дочь дипломата! А что бы ты сказала, если бы была из простой интеллигентной семьи?
— Так бы и сказала: блядь!
— Петрович, по-моему, она нас ревнует. Только не пойму: меня или тебя?
Тюрин на шутку не отозвался, а Регина взвилась:
— Вас?! Ревновать?! Старые кобели — вот вы кто! Оба!
Расшаркались! Ах, Миленочка! Ах, бизнес-леди!
— Это была всего лишь разведка, зондаж, — попытался объяснить Лозовский. — Мне нужно было у нее кое-что узнать.
— Только не говори мне что! Цвет ее бюстгалтера?
Напрасно старался, нет у нее никакого бюстгалтера! Он ей не нужен! Потому что у нее вместо бюста прыщи!
— Региночка, детка, заткнись, — приказал Лозовский. — Вот что я узнал: «Черная косуха, жарко, потела».
— Что это значит? — с недоумением спросила Регина.
— Это, может быть, самая важная информация, которая у нас есть. И самая страшная.
— Ты серьезно?
— Да.
— Послушайте, что происходит? Шеф, ты сам на себя не похож. Петрович, ты тоже. В чем дело?
— Давайте работать, — сказал Лозовский. — Сначала — факты. Голые факты. Версии — потом.
— Начни, — кивнул Тюрин Регине.
— Только без рестрикций и кулисьеров, — попросил Лозовский.
— Мог бы и не напоминать. Я уже давно поняла, что имею дело с беспросветными двоечниками.
Лозовский отключил редакционный телефон, потом извлек из стола красную пластмассовую бирку с круглой дыркой в верхней части, которую когда-то давно, во время поездки по ФРГ, прихватил на память из какой-то гостиницы, и повесил ее снаружи на ручку двери:
«NICHT STOREN!»
«DON»T DISTURB!"
<Не беспокоить! (Нем., англ.)>
— Ну вот. Теперь можно спокойно поговорить.
VI
Регина Смирнова не только публиковала в каждом номере «Курьера» еженедельные аналитические обзоры, но и занималась расследованием крупных финансовых афер. Работала она медленно, публиковала всего по два-три материала в год, но они всегда были оглушительно сенсационными и настолько доказательными, что в суд на нее и не пытались подавать по причине полной бесперспективности иска. Не только Лозовский, но и многоопытный Тюрин поражались, откуда в этой генеральской дочке цепкость и въедливость следователя по особо важным делам.
По ее материалам Генпрокуратура не раз возбуждала уголовные дела и почти всегда доводила их до суда — кроме тех случаев, когда следствию противодействовали слишком уж влиятельные фигуры. Каким расследованием Регина занимается, в редакции никто никогда не знал. Попов на первых порах потребовал, чтобы темы Смирновой, как это положено, предварительно обсуждались на редколлегии, но Лозовский пришел к нему в кабинет, запер дверь и спросил:
— Алик, ты хочешь, чтобы девочку пристрелили? Так имей в виду, что сразу пристрелят и тебя! Потому что решат, что это ты дал ей задание!
Довод подействовал. Даже сам Лозовский узнавал тему расследования чаще всего только после того, как статья была готова и нужно было перевести на нормальный человеческий язык все эти «кулисьеры», «короткие хеджирования», «отмывающие продажи» и прочую бизнес-заумь. Но и эта работа шла не в редакции, а в домашнем кабинете Лозовского в Измайлово.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119