Сенсационность была не в предмете разговора, а в его тоне и таком количестве мата, что статья наполовину состояла из многоточий. Она называлась: «Мурло». Расшифровку и аудиокассету дал Стасу Вознюк. Стас был поражен.
— Это ваш материал, — попытался отказаться он.
— Все в порядке, сынок, — развеял его сомнения Вознюк. — Слава интересует меня исключительно в денежном эквиваленте. Мне имя не нужно. Имя нужно тебе. Такое, чтобы все вздрагивали и вытягивались по стройке «смирно».
Жизнь круто переменилась. Появились деньги. Не только из-за гонораров и приличной зарплаты спецкора «Московского комсомольца». Стас с изумлением понял, что гораздо больше можно зарабатывать на статьях, которые не публиковались.
По указаниям Вознюка Стас собирал материал, не всегда даже понимая конечную цель, Вознюк писал или диктовал Стасу статью, иногда всего в три-четыре страницы. Стас наводил на нее стилистический лоск, статью перепечатывали на «собаке» — редакционном бланке «Московского комсомольца», Стас ставил свое имя и отвозил материал руководителю той организации или банковской структуры, о которой шла речь. На консультацию. В Центральный дом журналиста, где в пивбаре поджидал его Вознюк, он возвращался без статьи, но с пачкой «зеленых». Иногда — толстой, до десяти тысяч долларов. Бабки Вознюк честно делил на три части. Треть брал себе, треть отдавал Стасу, а треть откладывал:
— За информацию нужно платить.
Кто поставляет ему информацию, Вознюк не говорил, но Стас догадывался. На него работал очень опытный хакер, а расшифровки приватных телефонных переговоров продавал ему кто-то из ФАПСИ или какая-то из глубоко законспирированных частных фирм, ведущих глобальную прослушку для солидных клиентов.
Все закончилось неожиданно, страшно. Последний материал о махинациях в сотни миллионов долларов в нефтяной компании «Сиб-ойл», одной из самых крупных в России, Вознюк готовил долго, почти полгода. На этот раз консультировать статью к президенту компании он отправился сам. Стас ждал его дома. Вознюк приехал вечером — совершенно трезвый и словно бы изможденный. В руках у него был полиэтиленовый пакет. Он бросил его Стасу:
— Твоя доля.
В пакете было пятьдесят тысяч долларов. Вознюк снисходительно полюбовался ошеломлением, отразившемся на лице Стаса, и подмигнул:
— Это аванс. На днях будет еще. Жди звонка.
— Примите? — предложил Стас, специально для соавтора державший в холодильнике бутылку кристалловской водки.
— Обязательно, — кивнул Вознюк. — В свое время. Запомни, сынок: никогда не путай дело с удовольствием. И всегда различай, что удовольствие, а что дело. А теперь вызови такси. Поеду спать, завтра мне нужна свежая голова.
Он уехал. Звонка не было ни на следующий день, ни на второй, ни на третий. Телефон Вознюка не отвечал. Стас поехал к нему на Нагорную. Квартира была опечатана. Старуха, соседка Вознюка по лестничной клетке, сказала, что Александр Павлович преставился, царство ему небесное.
Стас похолодел:
— Как — преставился?!
— Помер, милок, помер. Пришел пьяный, открыл газ, все конфорки, а зажечь не зажег. Заснул, сердешный.
— Когда?
— Аккурат третьего дня...
Да где же этот чертов Тюрин запропастился?!
V
Тюрин приехал не через полтора часа, как обещал, а почти через три, когда Стас не знал уже, что и думать. Он вошел в узилище Стаса в сопровождении подполковника Федирко. Судя по оживлению, с которым они на пороге комнаты заканчивали разговор, оба успели не только вдосталь наговориться, но и пропустить по стопарю.
В стального цвета хорошем костюме, при галстуке, свежевыбритый, благоухающий крепким мужским одеколоном, Тюрин казался рядом с серым после ночного дежурства подполковником богатым иностранцем, из любопытства заглянувшим в московскую ментовку. В одной руке у него было пальто темно-синего милицейского цвета, в другой черная кожаная папка и прозрачный целлофановый пакет с мобильником и документами. Сквозь целлофан просвечивало редакционное удостоверение Стаса.
— Вот твой кадр, — кивнул подполковник. — Растолкуй ему что к чему. В популярной форме, но лучше без членовредительства. Если сможешь.
— Растолкую, растолкую, — добродушно пообещал Тюрин. -
Спасибо, старина, услужил. С меня бутылка.
— Бутылка? — возмутился подполковник. — Паша, у тебя совесть есть? Я иду, можно сказать, на должностное преступление. А ты — бутылка?
— Ты не спросил, какая бутылка.
— Какая? — заинтересовался подполковник.
— Вот такая, — показал Тюрин размер бутылки. — Виски «Джонни Уокер», «блэк лейбл». Небось, даже не знаешь, что это такое. Это высший класс, с черной этикеткой.
— Тогда ладно, тогда годится. Ну, беседуйте.
— Здорово, Стас. Извини, что задержался, — проговорил Тюрин, когда подполковник ушел. — Пришлось заскочить домой, взять кое-какие бумаги. А везде пробки. Так что, сам понимаешь.
Он сгрузил пальто на спинку стула, бросил целлофановый пакет и папку на стол и прошел по комнате, с интересом осматриваясь и даже как бы принюхиваясь.
— Запах молодости. Какой у тебя был запах молодости? Ну, у тебя еще молодость не прошла. Запах детства. Был?
— Вонь от Косогорского металлургического завода.
— А у меня этот вот. Знал бы ты, сколько времени я провел в таких камерах! Если сложить, годы. Да, годы. И какой фигней приходилось заниматься! Пересортица, неучтенка. Пятьдесят рублей — уже состав преступления. А пятьсот так вообще, хищение социалистической собственности в особо крупных размерах. Статья девяносто вторая, часть третья, от шести до пятнадцати лет с конфискацией имущества. Были, правда, и другие дела.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119