Фактически подобный анализ
полностью искусствен и как таковой скрывает действительное отношение между нашим
телом и зрительным полем. Когда я перевожу взгляд с одного объекта на другой, я
не осознаю свой глаз как объект, подобный шарику, укрепленному в орбите. Я не
осознаю его движения и состояние покоя в объективном пространстве. Точно так же
я не осознаю того, что появляется на сетчатке. То, что принимается в расчет в
данном случае, не дано мне. Неподвижность вещей абсолютно одновременна с актом
видения, а не вытекает из него. Эти два феномена вовлечены друг в друга; мы не
имеем дело с двумя терминами алгебраического выражения, а имеем дело с двумя
моментами организации, охватывающей их. Для меня мой глаз - определенная
способность, устанавливающая контакт с вещами, а - не экран, на котором они
отображаются. Отношение глаза к объекту не дано мне в виде геометрической
проекции объекта на глаз. Оно как бы удерживает мой глаз на объекте,
неразличимом на границе видения, но который в тот момент, когда я фокусируюсь на
нем, становится все более и более определенным. Когда мой глаз движется
пассивно, я утрачиваю не объективное представление о его сдвиге в орбите,
которое в любом случае на дано мне, - я теряю приспособленность своего взгляда к
объектам, без которой их нельзя зафиксировать или рассматривать в
действительном, подлинном движении. Вот почему, надавливая на свое глазное
яблоко, я не воспринимаю истинного движения; сами вещи остаются неподвижными,
движется только изображение их поверхности. Короче говоря, при парезисе
глазно-моторных мускулов я не в состоянии объяснить постоянство образа на
сетчатке с точки зрения движения, относящегося к объектам. Однако я не испытываю
ослабления фиксации своего взгляда; двигаясь, он, как и прежде, переводит и
перемещает объект. Таким образом, сам глаз никогда не участвует в восприятии
объекта. То, что мы намереваемся сказать о движении без объекта в движении, тем
более относится к нашему собственному телу. Движение моего глаза в направлении
вещи, на которой он сфокусировался, не изменяет место одного объекта по
отношению к другому; оно увеличивает его реальность. Мой глаз находится в
состоянии движения или
М. Мерло-Понти
68
покоя в отношении вещи, к которой он стремится или от которой удаляется. В той
мере, в которой тело обеспечивает восприятие движения и его основания, оно
выступает как способность этого восприятия, укорененная в определенной области и
приспособленная к миру. Состояния покоя или движения проявляются среди тех
объектов, которые сами по себе не определены ни в отношении чего-либо, ни в
отношении моего тела как объекта. Это относится и к тем случаям, когда мое тело
укореняется в определенных объектах. Подобно верху и низу, феномен движения
связан с различными уровнями, и каждым движением предполагается определенное,
отличающее его от других движений укоренение. Не совсем ясно выражаясь по поводу
относительности движения, мы, как в других подобных случаях, вынуждены задать
вопрос: что же, в строгом смысле, представляет собой укоренение и каким образом
оно конституирует основание покоя? Оно не является эксплицитным восприятием, а
точки укоренения в тот момент, когда мы фокусируемся на них, не являются
объектами. Шпиль башни начинает двигаться только тогда, когда я устраняю небо за
границы своего видения. Для установленных, фиксированных точек, лежащих в
основании движения, существенно не то, что они должны полагаться в имеющемся
знании, а то, что они всегда должны быть "уже там". Они не направлены на
восприятие, а окружают его, включаясь на досознательном уровне, и в результате
воздействуют на нас, как уже готовые. Случаи двойственного восприятия, в которых
мы можем выбирать между различными способами укоренения,- это случаи, в которых
наше восприятие искусственно порывает со своим контекстом и своим прошлым, это -
случаи, где мы не воспринимаем собственное бытие как целостность, а играем с
нашим телом и с всеобщностью, включающей его, что дает нам возможность порвать с
любым историческим обязательством и функционировать самим по себе. Однако
несмотря на возможность разрыва с человеческим миром, существуя, мы продолжаем
оставаться зависимыми если не от человеческой среды, то от среды физической. Мы
не можем оказать помощь глазам в тот момент, когда они фокусируются, так как
восприятие не является произвольным в отношении любого фокуса, заданного
взгляду. Однако восприятие сковано меньше, если жизнь тела интегрирована в наше
конкретное существование. Я могу видеть собственное движение, независимо от
того, иллюзорно оно или действительно. "Играя в карты в купе, я вижу, как
удаляется соседний поезд, хотя в действительности с места тронулся мой. Наблюдая
за соседним
69 Пространство
поездом и пытаясь установить, кто же находится в движении, я начинаю понимать,
что движется мой поезд"50. Занимаемое нами купе "покоится", его стены
"вертикальны", а ландшафт меняется на глазах; возникает ощущение, что ели,
видимые в окно, скользят по склону холма. Выглядывая в окно, мы входим в большой
мир, преодолевая пределы нашего маленького мира; ели самостоятельно
выстраиваются в ряд и становятся неподвижными, поезд спускается с холма и
устремляется в сельскую местность. Относительность движения заключается в
способности изменить наше окружение в рамках большого мира. Только тогда, когда
окружающая среда вовлекает нас, мы видим движение, которое проявляется как
абсолютное.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133