Остается еще четверо Гамусо.
Адега – женщина предусмотрительная, но щедрая, в юности была, наверно, очень весела и радушна, не знала удержу и любила пирушки.
– Говорят, – рассказывает Адега, – что мертвяк, убивший Афуто, убил и моего покойника, и других с дюжину, известно, что выродкам, извините, нравится спускать курок. Наверняка не знаю, но когда мертвяка убили, я поставила свечку Иисусу в церкви Санта-Мария де Осейра. Бывает, что по мертвым убиваешься, но есть и такие, что радуют, верно? Некоторых боишься – утопленников, чумных, а другие, наоборот, смешат. Я была девчонкой, когда в Боусе да Фодо одного так здорово вздернули, что мальчишки раскачивались у него на ногах, а ему хоть бы что; но пришла полиция и прогнала ребят, сеньор судья был очень серьезный, очень достойный – кастилец, дон Леон по имени, шуток не терпел, хорошо его помню. Теперь уж нет этого обычая, самолеты летают.
Ласаро Кодесаля, что был убит в Марокко, еще не забыли. Не одна Адега может рассказать о нем. Как-то вечером Ласаро шел из Кабрейры, спускался и пел. Ласаро Кодесаль всегда пел, чтобы знали, кто идет, и у Креста Чоско его остановил некий супруг:
– Я один, а у тебя тоже есть дубина.
– Посторонись, мне не до шуток. Я иду своей дорогой.
Дело пошло вкривь, и оба обменялись ударами – сотней, а то и двумя. Ласаро Кодесаль избил того, привязал ему руки за спиной к его же дубине и отправил восвояси:
– Иди домой, жене на потеху, и в другой раз не лезь к мирным людям. Что случилось, то случилось.
Тогда еще виднелся край горы, если б не мавр-предатель, этот край никогда бы не стерся. Здесь смоковницам не очень удобно расти, был бы я богачом, нашел бы место, где смоковницы здоровые, и купил бы сотню в память Ласаро Кодесаля, парня, что управлялся дубиной лучше всех, – пусть птицы съедят все смоквы. Досадно, что я беден, – делал бы дела, посмотрел бы мир, дарил бы женщинам кольца, покупал бы смоковницы. А то, раз не умеешь играть ни на скрипке, ни на виолончели, проводишь вечера в кровати. Бенисья, как послушная свинья, никогда не скажет «нет». Бенисья не умеет ни читать, ни играть на аккордеоне, но молода и очень хорошо поджаривает фрукты, умеет также доставить удовольствие когда нужно, и соски у нее сладкие, большие и твердые, словно каштаны. Адега, ее мать, продолжает рассказывать о повешенных: – Дурачок из Бидуэйроса, сын попа из Сан-Мигель де Бусиньос, не повесился, его повесили из любопытства. Попа из Сан-Мигель де Бусиньос зовут дон Мерехильдо Агрехан Фентейра, и у него кое-что тоже славится своими размерами; когда оружие на изготовку, – Господи, прости! – кажется, что у него под сутаной сосна. Куда вы идете с этим, падре? Поглядеть, любят ли меня прихожане, прохвост ты проклятый (или «шлюха проклятая», если спрашивала женщина). Извините. Слушайте, дон Камило, Я хочу дать вам попробовать чорисо, очень сытно и к тому же восстанавливает силы. Мой покойник Сидран был так силен, потому что клал в рот чорисо целиком; говорю вам, что мертвяк-убийца, если бы подошел спереди, по-честному, не убил бы его. Моего покойника застрелили сзади, не дали и обернуться, не то бы мертвяк-убийца и его шайка (если был не один) до сих пор бы еще бежали.
Шестой из девяти Гамусо – Чуфретейро, он же Матиас, умеет немного гадать по картам и жонглировать. Был он собачником в приходе Санта-Мария де Оренсе, но потом, немного расшевелившись, начал работать в Корбалиньо, в мастерской гробов «Эль Репосо», где неплохо загребал. Чуфретейро общительный, ритмично танцует, сладко и чисто поет, удачно орудует кием (имеет в месяц до 1000, а то и больше). Чуфретейро тщеславен, острит, рассказывает анекдоты про Отто и Фрица с немецким акцентом. Чуфретейро – вдовец, жена его, Пуринья, младшая сестра Лолиньи Москосо, жены Афуто, умерла от чахотки, все знают, что ее околдовала ведьма. В этой семье девочки не заживаются, умирают прежде, чем надоесть мужьям.
Адега пошла за чорисо и водкой, в ее чорисо и водке можно не сомневаться, они очень полезны.
– Дурачка из Бидуэйроса повесили из любопытства, моего мужа, Сидрана Сегаде, прикончили тоже, только в другом роде; всегда есть дурные люди, но тогда, в войну, было все-таки хуже. Бог их накажет, так остаться не может; Он многих уже призвал, и мало кто умер в постели, как положено, чтобы старший сын закрыл покойнику глаза. Вы знаете конец мертвяка, что убил Афуто, старшего из девяти Гамусо, и моего мужа. Убивал, убивал, но в итоге не вышел живым из Меихо Эйрос; кто проливает кровь, кончит тем, что захлебнется в крови. Вы лучше меня знаете, не говорите, если не хотите, что мертвяка, убившего Афуто и моего мужа, подстерег ваш родич у ручья Боусас до Гаго и убил, тут и рассказывать нечего. Розалию Трасульфе зовут Дурной Козой, потому что очень распущенна, всегда была такая. Розалия Трасульфе расстегнула корсаж, вывалила груди и сказала мертвяку, что шел, убивая людей: на, бери, мне это не важно, я жить хочу. И теперь говорит: да, я давала эту грудь мертвяку и все прочее тоже, но я жива, и после него я хорошо отмыла и грудь, и живот, вволю! Одно удовольствие ее слушать!
У всех Гамусо есть прозвища; не всегда подходят, но часто в точку. Седьмого из девяти братьев Гамусо, Хулиана, кличут Пахароло, потому что быстр, как молния, проворен, как луч, и любит шутить. У Пахароло часовая лавка в Чантаде, продажа часов по случаю, лавка его жены Пилар. Далеко, но на бойком месте. Пахароло женился на вдове часовщика, чантадинке. Первый муж Пилар, Урбано Дапена Эскурон, владелец лавки, умер от колик, торговлю унаследовал их сын, Урбанито, умерший от анемии, всегда был вялый, и лавка тогда перешла к Пилар, такой порядок.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67