— Почему ты не мог устроиться на нижних этажах, как все?
— Потому, что я — иерарх.
Любого другого сталь в его голосе заставила бы замолчать, но Гиларра, как всегда, не унялась.
— По мне — так ты заноза в заднице, Заваль. Ты забыл, что твой ранг получен тобой лишь благодаря случайности. Родись ты десятком мгновений позже…
— И иерархом была бы ты, — закончил Заваль. — И ты никогда, ни на единый миг не забываешь об этом, так ведь?
Взгляд, которым одарила его Гиларра, полыхал яростью.
— Наверняка все пошло бы иначе…
— Ты намекаешь, что во всем, что творится там, — Заваль с издевкой ткнул пальцем в окно, — виноват я? Я сознаю это! Ты ведь именно этого всегда и хотела — чтобы я стал Великой Жертвой? Ну вот, твое желание скоро сбудется… А когда ты избавишься от меня — станешь иерархом хотя бы по сану, до тех пор, по крайности, покуда мой преемник не вырастет и не наберется сил, чтобы править…
Гиларра вздохнула и утомленным движением отбросила с лица волосы.
— Во имя Мириаля, не будь большим тупицей, чем ты есть! У нас и без того довольно бед — нечего умножать их. Ты что, всерьез думаешь, что я хочу унаследовать весь этот бардак? Я, знаешь ли, еще в своем уме… — Тут глаза ее расширились: до нее дошел весь смысл сказанного. — Великая Жертва? Заваль, нет! Ты не это имел в виду!
Она возмущалась, но Завалю слабо верилось в ее искренность. Гиларра с удовольствием убрала бы его с дороги, хотя никому — даже самой себе — никогда в жизни не призналась бы в этом. Заваль одарил ее долгим тяжелым взглядом.
Если до Дня Мертвых ничего не изменится, иного выхода не будет. Ты это знаешь, Гиларра, так почему бы нам не перестать притворяться? Если даже мы не решимся — твои любезные подданные решат за нас. Я имел уже беседу по этому вопросу с леди Серимой из Консорциума шахтовладельцев — и какой ущерб нанесут бунты, что последуют затем, сколько жизней они унесут?.. — Он сокрушенно покачал головой. — Не лги мне, даже во спасение. Ты не единственная пришла к выводу, что Мириалю нужен новый иерарх. Никто, ни в этом свете, ни в ином, не желает, чтобы правление мое продолжалось. Все решили, что мертвым я принесу больше пользы.
— Не понимаю, как ты можешь быть так спокоен, — прошептала Гиларра.
Заваль пожал плечами.
— А что мне остается? — легкомысленно поинтересовался он, но глазами встретиться с ней не решился: чего доброго, выдаст себя. Отвернувшись от Гиларры, он смотрел в окно. — Я хочу, чтобы ты сейчас же занялась приготовлениями к церемонии — канун Дня Мертвых завтра, так что времени у нас немного. — Собственный страх сделал его жестоким. — Боюсь, проводить Жертвоприношение придется тебе. Но подумай, какая власть будет у тебя, когда меня не станет. Это стоит парочки неприятных воспоминаний.
Их разделило молчание, и Заваль понял, как глубоко он потряс ее. Гиларра всегда была слишком мягкосердечна. И все же он не рискнул повернуться к ней лицом. Как может он позволить кому-нибудь увидеть свои сомнения, свои страхи — свою трусость? Заваль осознавал свой долг. Любой иерарх, достойный своего сана, бестрепетно должен был бы направиться навстречу своей судьбе — а не сжиматься в душе от ужаса, как Заваль. Стоит ли удивляться, что Мириаль отвергнул его! Он гордился тем, что никто не смог бы догадаться, насколько он уязвим, — даже Гиларра, знавшая его лучше всех. Хотя родились они почти одновременно — их разделяло едва ли десять вздохов — и были принесены в Священные Пределы вместе и вместе росли, как брат и сестра, Заваль знал, что она жаждала стать иерархом и не отказалась бы поменяться с ним местами.
Традиция избрания королей-жрецов уходила в прошлое Каллисиоры настолько далеко, что о времени ее возникновения не поминали даже летописи. Когда умирал иерарх, ему наследовало первое дитя, рожденное в храмовых пределах, будь то ребенок жреца, писца или простого прислужника. Если дитя было мальчиком, первая рожденная после него девочка становилась суффраганом. Если перворожденной оказывалась девочка, то иерархом становилась она, и на время ее правления главной становилась женская ипостась божества, а к Мириалю обращались как к «ней». Если, как сейчас, иерархом становился мужчина, почести воздавались мужской ипостаси Бога.
— Заваль! Ты слушаешь?
Иерарх, снова взяв себя в руки, обернулся к хмурой от тревоги Гиларре.
— Слушай, ты же не можешь вот так просто взять и сдаться, — настойчиво проговорила она. — Ты совершенно себя загнал. — Она неприязненно глянула на месиво из еды и осколков тарелок на полу. — Сколько времени ты не ешь и не спишь? Тебе надо отдохнуть — может, тогда сообразишь, как из этого выкрутиться.
Иерарх покачал головой:
— Я не могу спать. Проклятый дождь шумит и в моих снах.
— Ты слишком долго оставался один, дурачок. Для иерарха целибат не обязателен и даже не нужен, и я не понимаю, почему ты считаешь его необходимым. Будь у тебя кто-нибудь — любовница, спутница жизни, — тебе было бы легче справляться с трудностями.
— Как тебе, да? — ядовито осведомился Заваль. — Самая знатная и почитаемая дама Каллисиоры живет в лачуге ремесленника и хлопочет по хозяйству, как простолюдинка.
Гиларра шагнула вперед, глаза ее вспыхнули. На какой-то миг Завалю показалось, что она ударит его. Но она сдержалась, только глубоко вдохнула и с шипением выпустила воздух сквозь зубы.
— Ты и правда дурак, Заваль, — хладнокровный, невыносимый дурак. Беврон — мой избранник, и малыш Аукиль появился потому, что мы желали его. Он — выражение нашей любви друг к другу, а этот бездушный холодный каменный гроб, может, и подходит для вас с Мириалем, но для зачатия детей не годится.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151