Нашлось немного вяленого мяса в хорошем состоянии и целая шеренга банок с консервами, которые успели заготовить осенью монахини. Одри сразу же энергично взялась за дело, приготовила на всех яичницу, дала каждому по тонкому ломтику хлеба, кусочку козьего сыра и по горстке сухого урюка. Малышам давно не доставалось такого угощения, и они глядели на Одри с немым восторгом.
Она уже прибиралась в кухне, когда вошел Чарльз. Лицо его было мрачным, ладони и брюки перепачканы кровью.
— Мы завернули тела в мешковину и вынесли в сарай Шофер привезет из города кого-нибудь из официальных лиц, они заберут трупы. А мы на обратном пути свяжемся с французским консулом.
Вид у него был измученный и подавленный. То, с чем пришлось ему здесь иметь дело, потрясло его. Одри тихо протянула ему тарелку с хлебом и сыром, заварила чай и поставила настаиваться на плите. Чарльз пожалел, что не нашлось чего-нибудь покрепче, хотя бы рюмки коньяку. Ему сейчас очень кстати пришелся бы глоток спиртного.
— Кто-то должен сюда приехать смотреть за детьми, Чарльз, — сказала ему Одри. — Две другие монахини, как я поняла, уехали в Японию, а в ноябре приедут другие им на смену. Но сейчас нет никого, кто бы взял на себя заботу о детях Чарльз кивнул на двух старших девочек.
— Какое-то время они смогут о них заботиться.
— Ты смеешься? Одной четырнадцать, другой одиннадцать. Им не под силу ухаживать за девятнадцатью малыми детьми. Они тут со вчерашнего дня не кормлены.
Чарльз взглянул на нее с тревогой.
— К чему ты это говоришь?
Она твердо встретила его взгляд.
— К тому, что кто-то должен приехать, чтобы заботиться о детях.
— Это я понял. Тут все ясно. Ну а пока?..
— Поезжай в город и свяжись с консулом, пусть пришлет кого-нибудь.
Она проговорила это ровным, решительным тоном, который Чарльзу очень не понравился. Он опасался, что ее намерения, когда он их узнает, понравятся ему еще меньше. И он не ошибся.
— А где будешь ты, пока я стану связываться с консулом?
— Здесь, с детьми. Чарли, нельзя же их бросить одних.
Это просто невозможно. Ты погляди, они ведь совсем малютки.
— О Господи! — Чарльз со стуком поставил тарелку на стол и зашагал по комнате. — Я так и знал, что ты к этому клонишь! Послушай, тут, или где-то совсем поблизости, идет война, черт возьми! Японцы ввели оккупационные силы, коммунисты подняли бучу. Ты американка, я британский подданный, все, что здесь творится, не имеет к нам никакого отношения, и если местные бандиты убили каких-то двух француженок, это, черт подери, абсолютно нас не касается. Мы вообще сюда не должны были соваться. Если бы не твое упрямство, мы бы сейчас уже были в Шанхае и завтра поутру выехали бы на Запад.
— Но мы, черт подери, не в Шанхае, нравится тебе это или нет. Мы в Харбине, и здесь находятся два десятка детей, все сироты, брошенные на произвол судьбы, и ни живой души, черт возьми, чтобы о них позаботиться! И я от них не уеду, пока здесь не появится кто-нибудь еще. Чарли, ведь они погибнут!
Они даже прокормиться сами не смогут.
— Да тебя-то кто над ними поставил?
— Кто? Не знаю. Бог! А что, по-твоему, мне надо делать?
Сесть в машину и уехать? А про них забыть? Я останусь, пока не придет помощь. И хватит тебе тут рассиживаться, поезжай скорее в Харбин, возьми консула за бока.
Пока он отсутствовал, Одри уложила маленьких спать, некоторых покормила с ложечки, получше убралась в кухне и сходила с двумя старшими посмотреть, как они будут доить коров.
Приютское хозяйство, как видно, поддерживалось надлежащим образом. У Одри немного отлегло от сердца. А тут и Чарльз возвратился. Но, как только он вылез из машины, Одри сразу поняла, что настроение у него мрачное. Что такого мог сказать ему консул? Долго гадать не пришлось. Хлопнув автомобильной дверцей, Чарльз прошел в дом и предстал перед Одри. Губы у него были сжаты.
— Ну что?
Одного этого короткого вопроса ему было довольно, чтобы понять, что она все так же твердо будет стоять на своем.
— Он сказал, что деятельность католической церкви не входит в его юрисдикцию и ответственности за монахинь он не несет. У него с ними все время одни неприятности. Он еще два года назад направил им предписание покинуть страну. Завтра или послезавтра от него приедут забрать трупы, но ответственность за сирот он брать на себя отказывается. По его мнению, приют следует, как он выразился, распустить.
— Распустить? Как он это себе представляет? Вытолкать детей на снег и пусть умирают?
Одри никогда еще не разговаривала с ним так враждебно.
— Не знаю. Может быть. Или раздать их местным жителям. А Ты что собираешься делать? Усыновить их?
— Да не будь ты таким тупицей, Чарли! Уехать от детей я не могу.
— Как это — не можешь?! — Он уже кричал, потеряв всякое самообладание. — У тебя нет другого выбора, черт возьми!
Тебе все равно придется уехать! Придется! Нам надо возвращаться. Я должен закончить свою работу, тебя ждут в Штатах… Что ты будешь делать в Харбине с кучей сирот?
— А ты что предлагаешь?
— Я полагаю, надо отыскать в городе другую церковь и перевезти детей туда. Не может же во всем Харбине быть только одна церковь!
Лишь бы как-нибудь увести Одри отсюда и вернуться в Шанхай! Чуяло его сердце, что не надо было сюда приезжать.
Одри, окруженная детьми, отнеслась к его предложению одобрительно:
— Прекрасно! Ты поезжай в город, а я останусь с ними здесь. Если ты привезешь кого-нибудь, кто возьмет их, мы сможем уехать. Или сами перевезем их партиями на такси.
Чарльз чуть в голос не застонал. Дело стало за малым: он должен отыскать в городе церковь, где согласятся приютить сирот.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110