Браунинг возмущенно фыркнул, однако повернулся к трапу, подталкивая вперед свою причитающую жену и бормоча, что он заплатил большие деньги не для того, чтобы защищать груз капитана, и что он не шевельнет и пальцем ради него.
— Дурак, — бесстрастно заметил Дэниел. — Пойдем, Генриетта, ты должна находиться в каюте. Я только возьму свой меч и пистолеты, господин Алмар, и сразу же присоединюсь к вам.
— О, но ты не можешь заставить меня сидеть внизу, когда тебе угрожает опасность, — запротестовала Генриетта, отталкивая его руку. — Я спрячусь на полубаке.
— Милостивый Иисус, Генриетта! Когда ты наконец поймешь, что все это очень опасно? — воскликнул Дэниел, толкая ее вперед. — Эти турки на вооруженной галере гонятся за нами не просто так.
— Я понимаю и поэтому хочу быть рядом с тобой, — сказала она, полагая, что ее желание вполне обоснованно.
Дэниел ничего не ответил. В каюте он пристегнул меч, перекинул через плечо нагрудный патронташ и сунул за пояс пару пистолетов. Генриетта с несчастным видом сидела на узкой койке, на которой они спали вместе. Дэниел чуть приподнял ее голову за подбородок и с улыбкой сказал:
— Не надо дуться, моя фея. — Однако выражение ее лица не изменилось, и он добавил, чтобы успокоить жену: — Это не потому, что я не хочу, чтобы ты была рядом со мной, милая, но если я буду беспокоиться за тебя, то не смогу помочь Алмару.
— А если тебя убьют, меня поместят, как рабыню, в гарем, — сказала Гэрри, отворачиваясь, чтобы спрятать свои дрожащие губы.
— Не думаю, что тебе уготована такая судьба, — возразил Дэниел, решив больше не тратить времени на уговоры. — Я вернусь, как только минует опасность. — Он вышел из каюты, плотно прикрыв дверь. Сделал шаг к трапу, но вдруг остановился, нахмурился и вернулся к каюте. Вспомнив, как поступила Генриетта в Ноттингеме и в Лондоне, когда казнили короля, Дэниел решительно запер дверь на засов.
Генриетта ясно слышала скрежещущий звук задвигаемого засова и застыла, не веря своим ушам. На глаза навернулись слезы обиды и гнева. Вскочив на ноги, она бросилась к двери и начала стучать кулаками и громко кричать.
Поднявшись на палубу, Дэниел обнаружил, что корабль приготовился к бою. Две сотни мужчин, вооруженных мечами, ножами и пистолетами, выстроились вдоль бортов, а также заняли свои места возле пушек, нацеленных на приближающуюся галеру. Не было видно никаких признаков, указывающих на то, что это торговое судно, — ни тюков с шелком и хлопком, ни венецианского стекла, ни голландского фарфора, ни фламандских гобеленов.
Дэниел занял место на юте рядом с капитаном. Когда Алмар передал Дэниелу подзорную трубу, он молча взял ее и направил на приближающуюся галеру. Она шла на всех парусах, вспенивая носом волны, и представляла собой великолепное зрелище. Сотня пар весел рассекала воду, ритмично поднимаясь и опускаясь, помогая ветру. Когда галера подошла ближе, от нее понесло ужасным зловонием, испортившим свежесть соленого морского воздуха.
— Черт побери! — Дэниел закрыл себе рот и нос, а капитан сплюнул за борт.
— Это воняют галерные рабы. Они прикованы к веслам и никогда не освобождаются. Время от времени их поливают из шланга, когда запах становится слишком сильным для деликатных носов хозяев. — Он обратился через плечо к матросу за штурвалом: — Рулевой, развернуть судно против ветра! — Огромный корабль медленно развернулся, паруса поникли, и судно замедлило ход.
Генриетта на нижней палубе почувствовала, что движение изменилось и пол под ней начал медленно покачиваться на волнах. Она отбила руки, колотя в дверь, и осипла от крика, но тем не менее вопреки здравому смыслу продолжала стучать и кричать, страстно желая выбраться из заточения и самой увидеть, что происходит наверху. Только там она могла решить, как лучше помочь Дэниелу.
Внезапно заскрипел засов, дверь открылась, и перед плачущей, обезумевшей Генриеттой возник встревоженный юнга.
— О, скорее! — сказала она, вытирая слезы. — Ты должен дать мне свою одежду. Вот, возьми это. — Подбежав к матросскому сундуку, она вытащила кожаный мешочек, достала из него полкроны и протянула ошеломленному юноше. — Поторопись.
Тот взял монету, повертел ее в руке и пожал плечами. Не его дело обсуждать причуды этой сумасшедшей женщины, а полкроны есть полкроны. Он снял голубую шерстяную шапочку, грубую замасленную куртку, потертые штаны и протянул все это сгорающей от нетерпения Генриетте, оставшись в нижней рубашке и кальсонах.
Генриетта быстро переоделась. Юноше было не более двенадцати лет, однако ей пришлось подвязать штаны веревкой, а куртка целиком поглотила ее хрупкую фигуру. Заплетенные в косы волосы исчезли под голубой шапочкой. На ноги надеть было нечего, и она босиком поднялась по трапу на верхнюю палубу, где прекратилось всякое движение и стояла напряженная, почти осязаемая тишина. Генриетта решила, что ничего страшного не произойдет, если она пристроится к морякам, стоящим вдоль борта. Бросив быстрый взгляд вверх, она с удовлетворением отметила, что Дэниел по-прежнему жив и здоров и стоит рядом с капитаном. Генриетта решила остаться на верхней палубе, откуда могла без риска наблюдать за ними обоими и за происходящими событиями.
Галера подошла против ветра к правому борту их судна и теперь мягко покачивалась на волнах с повисшими парусами и неподвижными веслами. На полуюте стояла группа бородатых, смуглых мужчин. Легкий ветерок трепал их широченные штаны, грозные изогнутые лезвия ятаганов на их поясах блестели на солнце.
Ветер слегка изменился, и Генриетта задохнулась от ужасного зловония, исходящего от галеры.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113