Я имел сотни
бесед с людьми самого различного возраста и положения. И самыми
осведомленными о дефектах нашей жизни среди них были сотрудники ор-ганов
государственной безопасности, партийные чинов-ники, провокаторы и стукачи.
Главное, понял я, не зна-ние фактов, а отношение к ним. Сталинизм постепенно
стал превращаться из моего личного врага в объект изу-чения.
Но вот умер Сталин. Для меня -- сдох: он был мой враг. Но что случилось
со мной? Я, обезумевший, метался по Москве, пил стаканами водку во всех
попадающихся на пути забегаловках и не пьянел. Теперь, спустя тридцать лет,
я понял, что случилось тогда: исчез мой враг, делав-ший мою жизнь
осмысленной, окончилась моя Великая Тайна борца против сталинизма.
Начиналась будничная жизнь рядового советского гражданина, в меру
критично-го по отношению к существующему строю, но в общем и целом
принимающего его и сотрудничающего с властями в его сохранении.I
После хрущевского доклада мой антисталинизм во-обще утратил смысл. Все
наперебой начали критиковать Сталина и его соратников. Все вдруг стали
"жертвами культа". Меня это раздражало. Однажды при обсужде-нии диссертации
одного сотрудника нашего учрежде-ния, обругавшего (как это стало модно)
Сталина, сре-ди прочих выступил и я и сказал, что "мертвого льва может
лягнуть даже осел". Меня вызвали на Лубянку и сказали, что мое поведение не
соответствует генераль-ной линии партии на данном этапе, что я ошибаюсь,
воображая, будто "сталинские времена" кончились, и что если я не прекращу
свои просталинские заявления, они (т. е. органы) будут вынуждены принять в
отноше-нии меня суровые меры.
Будучи не в силах принять сей жизненный парадокс, я запил пуще
прежнего. Я был в этом не одинок. Точно так же поступали многие уцелевшие
антисталинисты, по-терявшие предмет своей ненависти, и немногие
нераска-явшиеся сталинисты, потерявшие предмет своей любви. Мы вместе с ними
опустились на самое дно человечес-кого бытия. Мы не чувствовали вражды друг
к другу, ибо все мы были обломками великой эпохи и ее ничтожного крушения. В
одно из таких падений в помойку челове-ческого бытия я встретил этого
человека. На мой вопрос, что он думает по поводу хрущевского доклада, он
сказал:
"Великан Истории поскользнулся на арбузной корке и сломал себе хребет".
Он имел в виду сталинизм.

ОН

Когда я, дрожа от холода и мерзостности внутреннего состояния, очнулся
в новом вытрезвителе нашего райо-на, на койке рядом сидело сине-фиолетовое,
колючее, с желто-красными подтеками существо.
-- Хорош, -- сказал я вместо приветствия.
-- А ты, думаешь, лучше? -- миролюбиво ответило су-щество. --
Красавчиками мы выходим только из морга.
Выполнив положенные в таких случаях формально-сти и прослушав часовую
лекцию о моральном облике строителей коммунизма, мы покинули вытрезвитель со
здоровым намерением "надраться" снова.
-- Первый раз здесь, -- сказал Он, с изумлением раз-глядывая дорические
колонны и увенчанный скульптура-ми ударников труда фронтон нашего нового
вытрезвите-ля. -- Дворец, а не помойка для отбросов общества!
-- Подарок трудящимся нашего района к годовщине (не помню, какой по
счету) Великого Октября, как со-общила наша пресса. По числу пьяно-коек
превосходит все прочие, вместе взятые. И с новыми, научно обосно-ванными
методами вытрезвления. В старых вытрезвите-лях пьяниц опускают в холодную
ванну ногами, держа за волосы, если таковые есть, или за уши, если волосы
отсутствуют. А здесь опускают в ледяную ванну, при-чем головой, держа
пьяницу за пятки. Так что мы вро-де Ахиллесы теперь.
-- Которые, как доказала логика, не могут догнать даже черепаху.
-- А собираемся Америку догнать и перегнать. Кроме того, здесь повышают
морально-политический уровень пьяниц настолько, что они после этого ничего
другого, кроме коммунизма, строить уже не способны. Идти на работу было
бессмысленно: туда все равно со-общат о наших похождениях. Мы решили
"закрепить зна-комство".
-- Я инженер, -- сказал Он, -- в инвалидной артели "Детская игрушка".
Странное выражение "детские игруш-ки". Можно подумать, что есть какие-то
другие, недетс-кие игрушки. Не обожествляйте слово "инженер". Мои функции
как инженера сводятся к тому, что я подписы-ваю бумажки, смысла которых не
понимаю. Держат меня там только потому, что я ветеран войны и имел три
ра-нения. Одно тяжелое. Числюсь инвалидом. Получаю пен-сию. На пенсию живу,
а зарплату пропиваю.
Потом мы встречались с ним чуть ли не каждый день. Он оказался бывшим
антисталинистом, причем раскаяв-шимся.
-- Раскаявшийся сталинист, -- сказал Он, -- есть не-что совершенно
заурядное. Но раскаявшийся антистали-нист, согласитесь, это есть нечто из
ряда вон выходящее.
Мы много разговаривали. Теперь трудно различить, что говорил Он и что
говорил я. Наше принципиальное понимание прошлого и отношение к нему
совпадали, а на авторство идей и приоритет мы не претендовали. Так что я
лишь с целью удобства описания буду приписывать все мысли, прошедшие тогда
через мою собственную го-лову, Ему. Разумеется, лишь те, что вспомнятся
сейчас. И в той языковой форме, в какой я могу сформулировать их сейчас.

СПРАВЕДЛИВОСТЬ

-- Легко быть моральным, сидя в комфорте и безопас-ности, -- говорил
Он. -- Не доноси! Не подавай руку сту-качу! Не голосуй! Не одобряй!
Протестуй!.. А ты попро-буй следуй этим прекрасным советам на деле!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11