Ворошилов и
Бу-денный, например, понимали в происходящем с науч-ной точки зрения не
больше, чем лошади, на которых они принимали военные парады. Но они были
хоро-шими помощниками Сталина и исправно служили его делу. Сталин сам
понимал с научной точки зрения в происходящем немногим больше их, но именно
он был историческим гением, а они были ничтожествами в сравнении с ним. И он
был таковым не благодаря тому, что был чуточку образованнее и умнее их в
качестве студента некоей науки, а благодаря своему умению сыг-рать роль,
заданную ему историей. Великие историчес-кие деятели не столько творят
историю, сколько вы-творяют истории, история же сама творит их по образу
своему и подобию.

ПЕРВОЕ ПРОРОЧЕСТВО

Пройдет еще немного лет. И смысл утратят наши страсти. И хладнокровные
умы Разложат нашу жизнь на части. На них наклеят для удобств
Классификаторские метки. И, словно в школьный аттестат, Проставят должные
отметки. Устанут даже правдецы От обличительных истерий И истолкуют как
прогресс Все наши прошлые потери. У самых чутких из людей Не затрепещет
сердце боле Из-за известной им со слов, Испытанной не ими боли. Все так и
будет. А пока Продолжим начатое дело. Костьми поляжем за канал. Под пулемет
подставим тело. Недоедим. И недоспим. Конечно, недолюбим тоже. И все, что
встанет на пути, Своим движеньем уничтожим
я

Это произошло в 1939 году. На семинаре в институ-те я "сорвался" --
рассказал о том, что на самом деле творилось в колхозах. Меня
"прорабатывали" на комсо-мольском собрании, потребовали, чтобы я признал
свои ошибки. Я упорствовал. Меня исключили из комсомола, а затем и из
института. Мои бывшие школьные друзья решили проявить обо мне заботу --
выяснить причи-ны моего срыва и помочь мне. По инициативе комсорга школы они
устроили вечеринку, на которой спровоциро-вали меня на откровенный разговор.
Я уже покатился по наклонной плоскости и не стал сдерживаться: выложил им
всю свою антисталинскую концепцию. Уже на следу-ющий день в наш вечно
залитый водой подвал спустил-ся молодой человек. Я сразу понял, что это за
мной, -- я был уверен, что друзья напишут донос на Лубянку и меня арестуют.
На Лубянке со мной беседовал пожилой чело-век в военной форме, но без знаков
различия. На столе у него лежало письмо моих друзей: я узнал почерк. Пос-ле
разговора пожилой чекист велел молодому отвести меня куда-то- Мы уже вышли
на улицу. В это время мо-его сопровождающего почему-то позвали обратно.
"По-дожди меня здесь, -- сказал он, -- я через минуту вер-нусь". Но я не
стал ждать его. Я ушел, сам не зная куда. Домой решил не возвращаться.
Ночевал на вокзале. Ут-ром влез в какой-то поезд. Километрах в ста от Москвы
меня выбросил из вагона проводник. Так началась моя жизнь тайного
антисталиниста. Кое-что из нее я припом-ню в дальнейшем. Хотите -- верьте,
хотите -- нет, а то "Пророчество", которое вы только что прочитали, я
со-чинил еще тогда, в 1939 году. Я в те годы сочинил и мно-гое другое. Но
ничего не сохранил. И правильно сделал, иначе я не сохранил бы свою шкуру. Я
был антистали-нистом вплоть до хрущевского доклада. Антисталинист-ская
пропаганда была делом моей жизни. Я не гор-жусь этим и не считаю себя
исключительной личностью. Я встречал других антисталинистов, которые были
тако-выми с большим риском. Некоторые из них погибли. Не-которые уцелели, но
забыли о своей прошлой деятельности. Никто из нас в те времена не считал
себя героем. А теперь героями себя изображают те, кто был на са-мом деле
сталинистом. Наша позиция была естественной мальчишеской реакцией на факты
нашей жизни. Как-то встретил я довоенного знакомого, отсидевшего в лагерях
больше пятнадцати лет за "попытку покушения на Ста-лина". На мой пошлый
вопрос "Ну как?" он ответил, что "дураков учить надо". Моя антисталинистская
пропаган-да была примитивной и спорадической. По настроению и в подходящей
ситуации. Психологически я чувствовал себя выше окружающих -- я видел и
понимал многое такое, чего (как казалось мне) не видели и не понимали они. Я
ощущал себя потенциальным, а порою и актуаль-ным борцом против режима -- это
была инерция рево-люции, направленная теперь против результатов самой
революции.
Мой антисталинизм был порожден нестерпимо тяже-лыми условиями жизни
людей, в среде которых я рос. Моя личная ненависть к Сталину была лишь
персонифи-кацией моего протеста против этих условий. Но я очень рано стал
размышлять о причинах этой чудовищной (как казалось мне тогда)
несправедливости. К концу школы я уже был уверен в том, что причины зла
коренятся в са-мом социализме (коммунизме). Моя личная ненависть к Сталину
стала уступать место чисто интеллектуально-му любопытству -- желанию понять
скрытые механизмы социалистического общества, порождающие все те
отри-цательные явления, на которые я уже насмотрелся дос-таточно много. Для
меня сталинизм еще оставался во-площением и олицетворением реального
коммунизма. Я тогда еще не знал, что это -- всего лишь юность ново-го
общества. Когда я это понял (это случилось в конце войны), я вообще перестал
относиться к Сталину и его соратникам как к людям, вернее -- на смену
ненависти пришло презрение.
К этому времени я отчетливо осознал еще одно об-стоятельство, сыгравшее
важную роль в моем отноше-нии к Сталину и сталинизму: я понял, что мое
чувство превосходства над окружающими было самообольщени-ем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11